Поэзия любви в прозе. Алина Григорьевна Климентова

беру паузу, чтобы собраться силами и не быть слишком сентиментальной, касаюсь плеча, он поворачивается. Я вижу его лицо. Я видела его часто, но, кажется, до этого никогда не всматривалась. Мой взгляд мгновенно пробегает по всем его чертам. В голове почему-то возникает лишь одна мысль – и что в нем такого-то? Неужели я его люблю? Красивая картинка: глубокие глаза, открытый лоб и высокие скулы. Я улыбаюсь, протягиваю несчастную розу, запах которой, кажется, помню и по сей день, он говорит «спасибо», я поворачиваюсь, делаю шаг и по щеке течет слеза. Больше я не оборачивалась и не смотрела в его сторону. Его образ в мгновение рассыпался для меня. Остались лишь воспоминания о том, какой актрисой я представала перед ним.

      Но чем же он мне так приглянулся? Когда прошло время и все страсти того периода предстали передо мною как материал для самоанализа, я предположила, что он был для меня возможностью испытать что-то новенькое, возможностью вырваться в мир чувств и эмоций, совершенно других, которых не было раньше.

      Заметила закономерность, те, кто вспоминают первую любовь с безразличием, имели болезненный опыт, а те, кто вспоминают с теплом, простили все, чтобы ни было или просто были в хороших отношениях. В любом случае нужно иметь силу оставить только хорошие воспоминания, но забрать у них привлекательность и способность манить в это прошлое.

      Когда я еще общалась с тем молодым человеком, я где-то вычитала фразу, что «у любви не бывает прошедшего времени». Тогда я поняла это так, что, если любишь человека, часть этой любви навсегда останется с тобой. Но многие потом трактовали так, что одна любовь сменяется другой. В итоге я поняла, что любовь всегда есть во мне, но и воспоминания о любви тоже делают меня собой. Это опыт. Важно послевкусие, но оно не должно затмить вкус настоящего.

      Желание быть ненавязчивой, но и не скрытной или бесчувственной воспитало во мне еще один принцип,

      Мораль III: если я, как бокал, наполнена любовью, – это только моя любовь, и не важно, что чувствует другой: даже если он меня ненавидит, это только его ненависть, которая его наполняет, а любовь – то только моя любовь, и никто мне не будет за нее должен и обязан. И так с любыми чувствами.

      И я влюблялась в слова, в жесты и мировоззрение, в увлечения, в горящие азартом глаза и совсем не думала, а будут ли меня любить, закрывала на многое глаза и нараспашку открывала душу. А может такова любовь и есть. Или просто я совсем не любила по-настоящему…

      Та я, юная девица с горящими глазами, парящая над художественной самодеятельностью, заигрывающая к красавчику, все еще питает к нему интерес. Но она осталась в прошлом. Я поэтесса – я любила всех, но каждого по-своему. И это не значит, что ночами я их по очереди вспоминаю и плачу в подушку – нет. Я ночами стихи пишу. Но любить можно все, что угодно в разных смыслах и в разной степени. Странный глагол. И чувство странное.

      Об этой моей истории знали многие и знали почти все подруги, с которыми я распивала чаи. Были и в те времена у меня последователи. Одну подругу я приучала