– А ну, сучка, гони сюда всё, что в мешке!
Краш спокойно отодвинула миску в сторону.
– Не дам.
– Гони рюкзак, не то застрелю, – шипел «койот», поводя стволом в ее сторону.
Он считал, что девушка испугается, но она только фыркнула. Он, совсем как мультяшный злодей из фильма, жалкая пародия на «крутого» – из тех, что пристают к главному герою в каком-нибудь переулке и огребают по полной за наглость.
Однако и недооценивать противника было бы глупо – с оружием в руках опасен даже полный идиот.
– Ты что, издеваешься?
Как и ожидалось, он с перекошенным от ярости лицом двинулся к ней в обход костра с той стороны, где она примостила котелок. Значит, опасался топора и держался от окровавленного лезвия подальше, хотя и старался этого не показать. Краш это вполне устраивало.
– Ну что, сучка, сдрейфила? – заворковал он, ошибочно приняв ее молчание за страх.
Она терпеливо выжидала, как рыбак клёва в летний день, и когда «койот» приблизился вплотную, схватила котелок и со всей прытью вскочила на здоровую ногу, оттолкнувшись свободной рукой, а потом оперлась на протез, чтобы не потерять равновесие.
Беда в том, что протез не пружинил – он был не из тех новомодных, с которыми можно исполнять акробатические трюки, но Краш приноровилась использовать здоровую ногу на все сто.
Не хватало еще, чтобы этот шакал ее убил ради еды.
От резкого движения тот замер, стрельнув глазами в сторону топора, опасаясь, что она его схватит. Пожалуй, можно было и не вставать, а просто рубануть его топором в бедро, но тогда схватка затянулась бы, а долго сопротивляться она не могла.
Зрелищные кулачные бои, как в кино, ей не нужны. Хотелось с ним разделаться, да побыстрее, чтобы он не успел на нее напасть.
Краш плеснула остатки кипящей похлёбки ему в лицо.
Чужак завизжал, уронил пистолет и схватился за лицо. Кожа стала покрываться волдырями, но главное, ей удалось попасть ему в глаз. Наверное, это жутко больно, но девушка старалась об этом не думать и подавила тошноту, накатившую от запаха ошпаренной плоти. Потом схватила топор и с размаху всадила ему в живот.
Краш почувствовала, как лезвие погрузилось в мягкие внутренности, как они сжимаются под его напором, руки окатило горячей кровью, а потом запах стал еще хуже – запах содержимого кишок, вываливающегося на землю. Тот скудный обед, что она успела проглотить, ринулся наружу вперемешку с желчью, встал комом поперёк горла, и она закашлялась, содрогаясь всем телом.
Но Краш не могла позволить врагу снова подняться и кинуться на нее, поэтому сначала рванула топор вбок, поперёк живота, и только потом выдернула лезвие. К этому чавкающему, хлюпающему звуку никак не привыкнуть, неважно, сколько бы ни приходилось пускать топор в дело, ее каждый раз пробирало до мурашек.
Тот человек (он все же оказался обычным человеком, а не «койотом» или охотником)