Сыщик узнал Нину Давыдову сразу, хорошо описал Гойда, да она и выделялась среди товарок сравнительной молодостью и претензией в одежде на элегантность. Гуров прошелся по просторному залу, заметил несколько виденных по телевизору лиц, выждал, когда у стойки напротив Нины остался лишь один человек, подошел и поздоровался:
– Здравствуйте, Нина, мне, пожалуйста, чашку кофе.
Она невнятно ответила, взглянула на часы, что помогло Гурову задать вопрос:
– Простите, Нина, у вас бывает перерыв?
– Я живой человек, – не сердито, но и без приязни ответила девушка. – А вам-то какое дело?
– Я из МУРа, мне надо с вами поговорить, – тихо сказал Гуров. Он умышленно назвал МУР – каждый москвич о нем читал, смотрел кино или просто слышал. А что такое Главное управление уголовного розыска министерства, знают лишь профессионалы.
Нина вздрогнула, без нужды переставила чашку, поправила волосы и зло ответила:
– Ваш товарищ уже допрашивал меня. Больше я ничего не знаю.
Явная нервозность девушки доказывала, что следователь был прав. Нина Петровна Давыдова что-то скрывала и делала это очень неумело. Гуров нарочно как бы предупреждал девушку, что ей предстоит неприятный разговор. Гойда сказал, что методом натиска, давления от Давыдовой ничего не добьешься. Она замолчит, возможно, расплачется, а теперь, когда она уже официально допрошена, могла и проконсультироваться со знающим человеком, и потребует предъявить обвинение и вызвать адвоката. По совету Марии сыщик избрал иной путь – не вынуждать Нину, а уговаривать. Он решил создать для девушки наиболее благоприятные условия: не привозить ее в служебный кабинет, разговаривать на ее территории и предупредить заранее, дать ей время собраться и успокоиться.
И, словно пытаясь доказать тщету его намерений, Нина быстро повторила:
– Я сказала все. Больше я ничего не знаю! – Выставила на стойку табличку: «Перерыв» и ушла.
Гуров знал, день предстоит длинный, трудный, взял свой кофе и сел за столик. Мария долго размышляла, как одеть сыщика, отыскала его старые брюки, тщательно отутюжила, вытащила из-под шкафа поношенные кроссовки, почистила серый однотонный свитер, приказала побриться, но одеколон не употреблять. В результате Гуров выглядел человеком среднего достатка, седые виски не облагораживали его, а доказывали, что жизнь у мужика далеко не сахар. Непривычно одетый, Гуров невольно потерял свою выправку. Только глаза на тусклом фоне стали ярче, еще заголубели.
Прощаясь утром, Мария сказала:
– Можно надеть очки, но, боюсь, получится уже двадцать два. Не вздумай ее разглядывать или делать комплименты, смотри прямо перед собой и размышляй о грустном. Вспомни что-то конкретное из своей жизни и непрерывно думай об этом. И самодовольная улыбка