– Но, Виктория Павловна! Я ведь не говорю, что не хочу, – я не могу! Вы посмотрите на меня: я как вспомню про Ушастика, сразу слезы текут. Вдруг так будет на сцене?
– На сцене – не будет, – твердо заверила Вика. – Поверь моему опыту. Выйдешь на сцену – все забудешь. Там – другая жизнь, другой мир. Там тебе станет легче. Ты ведь попробуешь, родная, хорошо? Ради нас всех!
– Ох, хорошо. Я попробую, Виктория Павловна.
– Ты придешь? Обещаешь мне?
– Обещаю.
Еле волоча ноги после тяжелого разговора, Вика, не желая возвращаться домой, отправилась в Дом культуры, хотя было еще рановато. В пустом зале сидела Марина, какая-то зеленая и не слишком похожая на себя.
– Волнуешься? – догадалась Виктория Павловна. – Ну и видок – краше в гроб кладут. Подгримировать тебя, что ли?
– Никогда не стану больше писать пьес! – экспрессивно поведала та. – Что угодно, только не пьесы! И какой черт меня дернул, сама не понимаю? Может, отменить, пока не поздно? Сказать, что все мы заболели и умерли…
– В гроб меня вогнать хочешь? Сама знаешь, для меня эта премьера – вопрос жизни и смерти.
– Это тебе только кажется, – мрачно возразила Марина, – ты просто создала себе идею фикс, вот и все. А на самом деле здесь вопрос вовсе не жизни и смерти, а престижа и карьеры. Радует одно, – оживилась она, – что мы с тобою не актеры и нам не надо выходить на сцену. Я бы не сумела даже под угрозой казни. Меня сейчас просто шатает. – Помолчав, она безжалостно добавила: – Кстати, тут бродит Тамара Петровна, совершенно несчастная. Она считает, ты завтра же выгонишь ее из студии. Я попыталась успокоить ее, что нет, но она не верит, что ради нее ты пожертвуешь Преображенским. Поскольку я тоже в это не верю, я, наверное, убеждала ее недостаточно красноречиво, да тут еще он сам вмешался, и она ушла вся в слезах. Поговори с нею ты!
– Не нервируй меня! – резко выкрикнула Вика. – Еще мне ее слез не хватало. Вот отыграем премьеру, тогда поговорю с кем угодно, а пока меня не трогайте! И ты не трогай, а то хуже будет!
Она встала и побежала за кулисы. Из мужской гримерки слышались резкие голоса, кто-то явно ссорился. Виктория Павловна меньше всего на свете хотела сейчас ввязаться в очередной скандал, поэтому собиралась быстренько прошмыгнуть мимо, однако не успела. Как ошпаренный, в коридор выскочил Кирилл, бормоча ругательства, и рванул в направлении подсобки. Кирилл славился спокойствием, почти флегматичностью, так что Вика легко догадалась – его собеседником был не кто иной, как Преображенский. «Сволочь! – подумала она. – Живого котенка придушил, да еще прямо в день премьеры, зная, что Таша такая чувствительная… Честное слово, Маринка права, и этот тип – энергетический вампир, который питается нашими эмоциями. Еще и улыбается, гад!»
Евгений Борисович действительно улыбался.
– Милая моя Виктория Павловна! Как это похоже на вас – прийти заранее, чтобы проверить, все ли в порядке. Такой трогательный, такой прекрасный, такой редкий энтузиазм!
«Так