– А ты соображаешь, – проворчал Рауф. – Слушай, Надоеда, а это, часом, не он стоит у двери снаружи?
– У меня в голове все бурлит, как в канаве под ливнем, – сказал Надоеда. – Я все падаю и падаю, голова отваливается, а я следом… И листья падают, унюхал, а? Дождь пойдет. Помнишь дождь?
На зеленой двери посредине длинной стены негромко лязгнул засов. Рауф тут же вернулся в свою будку и залег там, неподвижный, словно черный сугроб. Реакция остальных собак была весьма буйной и шумной. Обитатели блока забегали по вольерам, взлаивая и подвывая от возбуждения и выбивая когтями дробь по сетке. Надоеда три или четыре раза подскочил на месте и подбежал к дверце. Слюна капала у него с языка, в прохладном воздухе из пасти шел пар.
Зеленая дверь, открывавшаяся внутрь, иногда застревала на полпути. Так произошло и на этот раз. С той стороны ее наподдали плечом, но она не сдвинулась с места, только верхняя часть немного прогнулась. Было слышно, как снаружи поставили на пол металлическое ведро, а потом дважды пнули упрямую дверь резиновым сапогом, заставив ее распахнуться. В помещение ворвался ночной ветер, напоенный резким запахом горелого кустарника. На пороге стоял человек-пахнущий-табаком. Во рту – трубка, в каждой руке – по ведру. И табаком от него действительно пахло, как от сосны – смолой. Этим запахом он был пропитан весь сплошь, от матерчатого кепи до резиновых сапог.
Лай тотчас усилился. Собачье неистовство лишь оттеняло молчаливую медлительность, с которой человек внес внутрь два ведра, поставил их на пол, внес и поставил еще два и наконец вернулся с двумя последними. Сделав это, он закрыл дверь, потом встал около ведер, вытащил спички, чиркнул, прикрыл ладонями трубку и не спеша, старательно ее раскурил. До лая и нетерпеливых прыжков обитателей вивария ему не было никакого дела.
– Эта трубка никуда не годится. Совсем никуда, – пробормотал Надоеда.
И, положив передние лапы на решетку, стал наблюдать за тем, как человек-пахнущий-табаком вытащил из угла пятигаллонную канистру для питьевой воды и, неспешно шаркая резиновыми сапогами, понес ее к водопроводному крану. Поставил, открыл кран и, чуть отступив, стал ждать, пока в нее не наберется вода.
Старик Тайсон когда-то был моряком. Потом пас овец. Потом еще несколько лет исполнял обязанности дорожного рабочего на службе у совета графства. Эту работу он променял на должность смотрителя вивария в Ж.О.П.А., ибо здесь, как он сам говорил, не приходилось вкалывать под дождем – в основном все происходило под крышей. Высшее руководство исследовательского центра во главе с самим директором неплохо относилось