Когда он вернулся к Рауфу, тот лежал на тропинке, грызя упавшую ветку.
– Во всяком случае кошки тут есть, – доложил ему фокстерьер. – Странные такие, длинноухие. Но для охоты сгодятся.
Ветка хрустнула на зубах Рауфа.
– Есть нечего, – сказал большой пес.
– Найдется, – заверил его Надоеда. – Смотри, как ветер гонит листья с деревьев! Вот бы знать, куда это они все спешат?.. Одни улетают, других все равно полным-полно… – И маленький терьер вновь умчался в погоню.
Когда шорох веток в подлеске переместился на другой берег мутного после непогоды ручья, Рауф поднялся и неторопливо двинулся за приятелем.
Пройдя вниз по склону около мили, они достигли дороги, огибавшей восточный берег озера Конистон-Уотер. Ветер к тому времени совершенно стих, так что полное безлюдье ощущалось особенно остро – тем более что на дороге в такую рань не было ни единой машины. Само озеро, кое-где мерцавшее сквозь деревья, выглядело стеклянно-спокойным – камни, палая листва и бурые водоросли на дне возле берега напоминали предметы обстановки в пустом доме, различимые снаружи через окна. Однако стоило показаться солнцу, как подводные картины тотчас исчезали, сменяясь отражениями туч и раскрашенных осенью крон деревьев, что росли вдоль берега.
– Гляди, Рауф, гляди! – крикнул Надоеда, подбегая к воде. – Видишь, как там все тихо! Окажись я там, и я не сошел бы с ума! Там все так спокойно… покрыто водой… там прохладно, там моя голова остыла бы наконец!
Рауф к озеру не пошел.
– Давай назад, Надоеда! – прорычал он, остановившись в некотором отдалении. – Если у тебя осталась хоть капля мозгов, держись оттуда подальше! Ты даже не представляешь, каково там барахтаться! Ты не сможешь выбраться.
Терьер, уже разбежавшийся было для прыжка в воду, спешно ретировался. Однако водная гладь продолжала притягивать его, и он, принюхиваясь, носился туда и сюда, покрывая в три раза большее расстояние, нежели Рауф. В какой-то момент хирургическая «шапочка» на его голове зацепилась за побег ежевики. Надоеда рывком высвободился, лишь красный листок остался висеть на черном липком пластыре. Мелкая прибрежная галька хрустела и подавалась под лапами. Надоеда жадно лакал озерную воду, плескаясь, забегал на мелководье, затем отряхнулся и воротился на дорогу, неловко перевалившись через ограждавшую ее каменную стенку.
– И все равно, старина, – сказал он Рауфу, который трусил вдоль обочины, поросшей зеленой травой, – все равно тут куда лучше, чем в клетках у белых халатов! Ты как хочешь, а я намерен как следует позабавиться. Вот только мухи в голове мешают, все жужжат и жужжат… А сам я – как дым! И лапы холодные, точно засов на воротах!
Так, в утренней тишине, не нарушенной присутствием человека, они и достигли