– Это Троекуров вас сюда заслал или сами догадались? – спросил остальных Дубровский.
Те начали вяло оправдываться.
– А брехать тебя кто учил? Тоже Троекуров? У него леса вона сколько. А вы в дальний решили? Ну, чтоб работенки побольше, чтоб везти подальше, да?
Строители примолкли, косо глядя друг на друга в надежде, что кто-нибудь выдумает достойное оправдание.
– Чего делать будем, Андрей Гаврилыч? – раздался голос Кузнецова, который так и стоял со своим ружьем.
«Вот же ж сукин сын, – подумал Дубровский. – Нет, так просто они отсюда не уйдут. Если Троекуров хочет войны – он ее получит». Недолго думая, Дубровский вынул из брюк армейский ремень с тяжелой пряжкой.
Кирилл Петрович мрачно уставился в телевизор. Там крутили какую-то передачу о животных, но он не слушал, погруженный в собственные мысли. Вчера, после разговора с Дубровским, Троекуров долго смотрел на мобильный в своей правой руке, ожидая, что старый дурак одумается и перезвонит через пару минут. Но этого не произошло – ни через полчаса, ни через час.
Троекурова настигло неприятное чувство, что все в его жизни внезапно вышло из-под контроля. Родная дочь словно и не замечает его, все общение – пара слов о погоде за завтраком и ужином. Окружение Кирилла Петровича составляют люди, с которыми он, будь его воля, и за один стол бы не сел. Взять, к примеру, Ганина – премерзкий тип, за такими только глаз да глаз, зазеваешься – а он уже подножку выставил. А тут еще Дубровский вздумал корчить из себя гордеца.
– Там Ганин пришел, видеть вас желает, – в дверях стоял управляющий поместьем Алексей. Нехотя Троекуров поднялся, и на пару мгновений у него закружилась голова. Стало душно.
Ганин топтался посреди столовой – его лица не было видно за громадной охапкой ярких цветов, сложенных в пышный букет, который он сжимал в объятиях.
– А, это ты? Ну, здравствуй, коль не шутишь. Мы уж позавтракали, не обессудь, но чаем тебя напою.
Ганин смешно выглядывал из-за своего букета. Заговорив, он тут же начал отплевываться – листья лезли ему в рот.
– Да нет, Кирилл Петрович, я на минуту. Работа, знаете ли, работа.
Троекуров оглядел его с головы до ног – на Ганине был нелепый костюмчик с серебристым отливом, а волосы он зализал.
– Хотел цветочки вот завезти… для Марьи Кирилловны…
– С чего это вдруг? – спросил Троекуров. От одной мысли, что Ганин имеет виды на Машу, ему стало тошно.
– Ну, знаете… Такая девушка… Кому еще цветочки, как не ей…
– Да? – нахмурился Троекуров. – Смотри у меня, – и он погрозил пальцем.
Ганин тут же уловил в его полушутливом тоне знакомые угрожающие интонации.
– Да что вы, Кирилл Петрович. Я просто… Знаки внимания… К семейству вашему…
– Ладно, ладно. Проходи.
Троекуров, кутаясь в халат, направился к бильярдной, как вдруг перед ним снова возник Алексей, почему-то с крайне озабоченным лицом.
– Кирилл