– Хватит. Остановись-ка. Я до сих пор не понимаю, к чему ты ведешь, – говорю я осторожно. Что-то от этих разъяснений становится совсем не по себе.
– Прошлый Виктор Венцель был намного сообразительнее, – устало произносит Бретта, стряхивая пепел на пол, – Видимо, с каждым новым перепечатыванием теряется все большая и большая часть. Ладно, давай еще проще. Ты и я – персонажи книги. Даже хуже. Ты и я – персонажи черновика. И даже не оригинала. А восьмой или девятой недокопии. Ну что, так тебе проще?
В гнетущей тишине я видел, как светится красным уголек ее сигареты. Где-то на кухне настырно протекал кран. Я пытался найти слова, но снова увязал в них, как в топком болоте. Тысячи мыслей метались в голове сплошным потоком, таким быстрым, что я не мог сосредоточиться и вырвать из этой мешанины хотя бы одну.
– Бред, – изрек я наконец, – Полная чушь.
– В прошлый раз ты сказал, что я сумасшедшая сука, – заметила Бретта, потушив сигарету о край стола, – Часть твоего хамства ушла вместе с перепечаткой. Хоть это радует. А теперь, послушай меня. И слушай внимательно, потому что от этого зависит почти все в Обскуре.
Много-много лет назад, на планете Земля, может быть в этом самом городе под названием Глёкнер, жил один писатель. Никто из нас не знает его настоящего имени, но мы называем его Прим. Да-да, как в фехтовании называют первую позицию, как используют обозначение в математике. Бог, Прим, какая разница. Это одно и то же.
Так вот, Прим был бездарью и алкоголиком. Может быть, в далеком прошлом он писал великие шедевры, но когда его идеи закончились, он столкнулся с творческим кризисом и боязнью белого листа. Как говорили те, кто был до нас, он долго пытался удивить своих читателей чем-то новым, еще не виданным. И однажды он занялся одной книгой, которая так и не получила названия. Хотя нет, мы придумали ей имя – Obscure. Обскура. Понимаешь, как иногда может зарождаться новая религия?
Прим пристрастился к выпивке. Это раскрывало его сознание и позволяло справиться со страхами, как я слышала. Да ты и сам должен знать, правда? Итак, Прим начал писать книгу о неком именитом писателе по имени Виктор Венцель. Этот Виктор тоже владел пером и работал над безымянной книгой. Прославился благодаря своей драме… Думаю, название сам угадаешь? Но проблема в том, что и он получил в наследство от своего литературного отца творческий кризис и ту же самую фобию. Видишь ли, вся проблема в том, что Прим писал свою биографию. И так получилось, что именно ты стал его альтер-эго. Понимаешь, в чем дело…
– Прекрати, – цежу я одно словно, – Прекрати…
– Рада бы, да это входит в мои обязанности, дорогой. Иногда, мне хочется думать, что ты – Данте, а я – твой Вергилий, который ведет тебя по кругам ада. Это лучше, чем быть просто полузабытым очерком, рожденным каким-то неудачником-графоманом, – голос Бретты теперь отдает металлом, –