…Сумрачная комната, казалось, целиком убрана в бархат бордовых и красных оттенков, и только мягкий ковер, нога в котором утопала по самую щиколотку, был не красным. Да, не красным, и не бордовым – черным, иссиня-черным. Черт возьми, при чем здесь ковер? Такой мягкий, такой теплый, такой приятный…
– Тим! Тим! Ну где же ты, мы скучаем!
Приятный женский голос. Приятный и эротичный. С ноткой неприкрытой похоти. Это возбуждает. И даже заставляет забыть об иссиня-черном, до жути приятном ковре.
– Тим, ну иди же к нам! – зовет другой женский голос, тоже полный эротизма и страсти.
Тим не знал, куда деваться. А деваться было некуда: между бордовыми портьерами виднелась полоска света – это, по-видимому, дверь, из-за которой раздаются эти ласковые, поистине райские голоса. Тим, уже взвинченный до предела, на негнущихся ногах двинулся к этой двери, чувствуя, как тело пронзают волны озноба.
За толстыми портьерами находится небольшая комната, освещенная красноватым светом двух настольных ламп. И прямо посреди этой комнаты стоит большая, роскошная, сделанная из чистейшего золота, убранная в драгоценные шелка кровать. А на кровати – три умопомрачительные красотки, облаченные в полупрозрачные кружева. Блондинка, брюнетка и рыжая. Одна в белом, другая – в черном, третья – в красном белье.
Тим влюбился. Сразу во всех трех. С первого взгляда и до конца жизни. Они сводят с ума, одними изгибами своего тела заставляют трепетать и мечтать о близости. Блеском в глазах вызывают дрожь, а влажные губы, с таинственной улыбкой шепчущие непристойности, вводят в экстаз без единого прикосновения.
Тим не помнит, как оказался в объятиях этих трех девушек. Они любили друг друга, они любили Тима, они доставляли нечеловеческое удовольствие, вознося в самые небеса, бросая на землю, и снова вознося на вершины божественного наслаждения. Тим не помнил, сколько это продолжалось, но сколько бы времени не прошло – оно было тем настоящим счастьем, которым ему всегда не хватало.
Три девушки – это великолепно, но и они могут утомить плоть. Поэтому в какой-то момент Тим просто упал на пол, раскинувшись на мягком, иссиня-черном, оглушительно приятном ковре, едва не утонув в нем. Внезапно мир, убранный в бордовые и красные оттенки, потускнел, звуки стали глухими и гулкими, будто утонувшими в вате. Мир покачнулся, вздрогнул и утонул в кромешной тьме, оглушив Тима своей вечной пустотой…
… – Что это?! – Джонсон, оглушенный всем только что увиденным, подскочил с кресла сомнопроетора. – Тим, что это?!
Тим, наблюдая за реакцией друга, только улыбался, наматывая конец пленки на небольшую катушку.
– Как что? Ты только что был мной. Ты разве не понял?
– Я-то понял! Но как?!
Наконец, до Джонсона дошло, что с ним только что случилось. Только сейчас он окончательно проснулся, осознав всю мощь сделанного Тимом открытия.
– Ах