начало всей палитры,
синтез их – свет Белого Луча.
Никакие мощные юпитеры
в глубине небес не различат
тонкие оттенки новых красок.
Все сводимо к тем семи цветам.
Отчего ж в душе моей
гораздо
разномастней
цветовой бедлам:
розовый хитон японской вишни,
чароита черная сирень,
лик рассвета,
коим сам Всевышний
по утрам рисует новый день.
***
Цвета
Сиреневый,
малиновый
и желтый -
тональные цвета моей души.
И на вопрос -
чего же в них нашел ты,
палитру остальную потушив,
отвечу:
выбор мой – не самоприхоть,
а просто отраженье глубины,
где в сумерках царит неразбериха,
и краски -
как предчувствие
луны.
***
Море
А море не на шутку расшумелось
за то, что я себя предостерег.
Ведь надобно иметь шальную смелость,
чтоб плыть не по волнам, а поперек.
***
«Утоли мои печали»,
удали
из помятой бытом памяти грехи,
дай мне то,
что не имеют короли -
чувство утра, чем владеют петухи.
***
Стол
Четыре стены
и свисающий вниз потолок.
Над хаосом мыслей едва возвышается стол
Я столько на нем необычных идей истолок,
что он для меня -
равноправно – тюрьма и престол.
***
Сердце
Хочется быть добрыми,
облизанными коровою,
а сердце – скомкано ребрами,
болит… как здоровое.
Ему взаперти – не хочется,
ему б – на ветра на вольные,
ему бы – не Данковы почести,
а песни – багряно сольные.
***
Я ощущаю искомканность сердца,
бьющегося о грудь.
Вольную дать бы,
но где же та дверца,
чтобы назад возвернуть.
Порознь же нам
ну никак невозможно,
хоть и болит,
но… свое.
Холодно – жарко,
легко и тревожно -
это и есть бытие.
***
Неподвижность
Озябшее утро
целует небритые щеки,
готовя мне встречу
с цветущим черемухой днем.
Глаза
в ожидании белого марева -
в шоке,
и грудь омывается
свежехолодным огнем.
На ветке
грачи репетируют
страстные звуки,
и небо
как классная дама
вздыхает: «пора».
Но я-
неподвижен,
и сердцем спеленуты руки,
и калий по вене -
подобьем тупого пера.
***
ЦКБ
(цикл космического бдения в Центральной клинической больнице)
Мысли