Если в том, что происходит со мной виноват кто-то другой, остаюсь такой, какой хочу себя видеть. И если ситуация требует пересмотра моих представлений о себе, то проще найти виноватого, чем их пересматривать.
Это – довольно логичная конструкция. Но опасная. Потому что эта конструкция позволяет адресату обвинений сказать мне: с тобой что-то не так. Ты ленива и ригидна. Раз ты обвиняешь меня, значит тебе пора работать над собой (да и самой то же самое, подумать про себя). И это тоже скрытая форма обвинений. Похоже, обвинения, работают в оба конца. Они одинаково ранят и того, кто обвиняет, и того кому они адресованы.
Теперь вот отправилась думать, а каково мне выслушивать обвинения. Обвинения, основанные на фантазиях их автора. Ну, по-разному.
Я выросла в мире, в котором тот, кто оправдывается – уже виноват. Так что несправедливые обвинения – это такая штука, против которых я бессильна. Промолчу – виновата, оправдываюсь – виновата. Каким-то образом конструкция судебного разбирательства переползает в быт, но с потерей основных составляющих судебного разбирательства: без требования доказывания любого обвинения и без права на защиту, без процессуального равенства сторон и без доказательств, имеющих равную силу.
От незнакомых или не сильно важных для меня людей я могу выслушивать поток обвинений с удивлением, с брезгливостью, со скрытым сарказмом. У меня достаточно способов услышать эти обвинения так, что они не заденут меня.
Но есть ещё и близкие мне люди. Люди, в чьих глазах я хочу отражаться как-то по-особенному. И обвинения от них меня ранят. Они ранят независимо от того, считаю ли я их справедливыми или не считаю. Ели они справедливы – меня ранит то, что, похоже, я не отвечаю ожиданиям, возложенным на меня близкими мне людьми. Но я же не могу отвечать чужим ожиданиям на мой счёт. Не могу и не должна. Если не справедливы – меня ранит то, что, похоже, близкие мне люди используют меня для того, чтобы выглядеть в собственных глазах белыми и пушистыми. В сущности, сам факт обвинений, говорит мне о том, что что-то в моей коммуникации с этими людьми нарушено.
Если соединить обе половинки моих рассуждений: про меня обвиняющую и про меня обвиняемую, то получается, что обвинения, не важно в какую сторону направленные, рассказывают мне что-то в моих отношениях с людьми не так. Не вообще не так, а не так, как мне подходит.
Мне вообще не подходит говорить о вине.
Мне подходит говорить об ответственности.
А это уже совсем другая история.
Разговор об ответственности совсем не исключает моих переживаний на тему моей виноватости или виновности. Я могу чувствовать вину по поводу тех или иных своих действий. Вот, в истории, когда я забыла про судебное заседание, чувствую свою вину. Но идея