– Теперь нет! – от голоса директора задрожали стёкла. – Её сдала подруга сегодня, когда та, отпросившись с работы, отправилась на встречу с любовником. Сотрудник жизнепорядка проследила за ними, и их арестовали.
Уже с середины рассказа я хотел уйти и больше ничего не слышать. У меня в голове не сходился образ Ирины и той девушки, что открыто пошла на преступление. Теперь я понял, что в разговоре с ней меня смутило. Она отводила взгляд, вся злость была направленна в пустоту, а внутри неё была неуверенность.
– Но на этом не всё. При аресте она сопротивлялась, кричала про свободную любовь, про уничтожение рабства. Думаю, сам понимаешь, что делают с экстремистами у нас. Ещё, не дай бог, молодёжь подхватит эту заразу. Они всё мечтают о какой-то свободе выбора. Вечно лезут с тёплых мест ради «лучшей жизни», не понимая, что в плане их лучшая и самая правильная линия поведения, – тут Артём Григорьевич понял, что заговорился, и тепло посмотрел на меня. – Ну, ты не волнуйся, подберут тебе невесту, сыграете свадьбу по плану.
– Хорошо, ведь главное – это выполнить план, —я выдавил из себя улыбку. – «Жизнь дана, чтобы приносить пользу!».
– Вот, правильный настрой. Но всё же иди домой пораньше, соберись с мыслями.
– Спасибо, Артём Григорьевич.
Спустя десять минут я уже плёлся по улице к остановке. В мыслях было лишь, что хуже быть уже не может. Я ошибся.
Придя домой, я сразу увидел угрюмые лица всей семьи. Мама еле сдерживала слёзы. Пройдя чуть дальше, я увидел дедушку. Он сидел за столом и рассказывал моим сёстрам, как прожил свою жизнь. На столе перед ним лежал древнего вида план жизни, открытый на последней странице.
– А вот в прошлом году… – по щекам дедушки потекли слёзы.
Мама сразу обняла его, хотя сама уже плакала вовсю.
– Да что здесь происходит! – закричал я.
Повисла тяжёлая пауза. Все разом повернулись ко мне.
– Сосед твоего деда видел, когда он разговаривал с кондитером в день его исчезновения, и сдал его сотрудникам жизнепорядка. Так как старого хрыча так и не нашли, а правосудие должно свершиться, все обвинения скинули на нас, – сказал отец.
– Антона должны были сегодня убить, – послышался тихий голос дедушки. – Он пришёл ко мне, был в слезах, сказал, что этот план не готов выполнить. Мы с ним выпили, и он ушёл. Я должен был сразу доложить об этом, но мне стало его жаль, хоть раз захотелось побыть человеком, а не машиной в конвейере.
Мать тут же встала после этих слов, оглядываясь по сторонам, не слышал ли кто. На что дед лишь усмехнулся и, посмотрев на меня, ткнул пальцем в план, где была дата его смерти, которая должна была быть только через семь лет. Теперь там стояло завтрашнее число.
Я не помню, как я выбежал из дома, так же, как и не помню, о чём тогда думал. Вроде о ненависти к системе и о том, сколько уже моих знакомых, вроде Ирины, погибло за свободу.
Я