– Разочарованно?
– Да. Я больше не хотел видеть тот взгляд. И не видел, потому что не хотел разочаровывать её. Она всегда была моей мотивацией быть лучше.
– Это не изменить.
– Так же, как и у тебя. Как бы ты не хотел всё исправить, исход будет тот же. Это как в математике: ты можешь решать пример разными способами и теоремами, но верный ответ будет один. Она пришла бы к этому. Рано или поздно, всё бы случилось.
– Но это было бы с кем-то другим. Мы могли разойтись по другой причине.
– Жалеешь себя?
– Не знаю.
– Никогда не жалей себя. Это оправдание, которое потянет на дно. Сначала будешь говорить, что у тебя нога болит, потом рука, потом голова, будешь себя жалеть, как божий одуванчик. Говорить, какой ты бедный и несчастный. В итоге, станешь никем.
– В чём должна быть моя мотивация? У тебя она была, что я должен делать?
– Жить дальше. Отпустить и радоваться полученному опыту.
– Дерьмовая перспектива радоваться измене.
– Кто-то мог бы принять это за радость.
– Тот, кому насрать.
– Твоя мама научила меня радоваться всему. Если она изменила, то пусть катится. Что ты понял благодаря этому?
– Что никому нельзя доверять, себе в том числе.
– Можно, но не всем. Ты можешь сосчитать таких людей на пальцах одной руки.
– В моём случае, на одном пальце.
Сощурив карие глаза, отец внимательно смотрит на меня.
– Я доверяю только семье.
– Ди?
– Не до конца. Хреново чувствовать себя одиноким. Как будто было всё, но потом отобрали, оставив только воспоминания.
– Это нормальное состояние. Больше пятидесяти процентов людей в мире чувствуют себя одинокими, даже если вокруг них карнавал. Ты не должен застревать в нём. За это время можешь сделать себя лучше.
– Для кого?
Отец кладёт ладонь на моё плечо и слегка сжимает его.
– Для себя самого. Ты не должен жить ради кого-то. Ты должен жить ради себя. Быть лучше ради себя. Если кто-то есть рядом, то это хорошо, но если ты свободен, то в этом нет ничего ужасного. Ты не одинок. Ты свободен. Пользуйся возможностями. Всё в твоих руках. У тебя чертовски охранительное предки, которые не садят в клетку и не дрессируют под свои неосуществлённые в юности мечты. Захотел – сделал.
– Это ты про себя? – усмехаюсь я.
– Да, я всегда говорил, что я – милашка.
– А мама?
– Мама руководит милашкой, только не говори об этом ей, – стукнув меня кулаком, он улыбается.
– Она и так знает, – смеюсь я.
– Она – женщина. Я должен быть мягким рядом с ней, где-то