– Это я?
Смотрю на него удивленно и киваю, насколько позволяет земля. Он вдруг снова поворачивается ко мне лицом и спрашивает, жарко дыша мне в губы:
– А ты можешь меня нарисовать голым?
Изумленно смотрю на него.
– Да что на тебя нашло?
Тот ехидно начинает, глядя на меня, раздеваться и, раздевшись догола, прислоняется рукой к земле, положив на нее голову.
– Ну… рисуй. Я хочу, чтобы ты помнил меня таким.
Перевожу взгляд на альбом и кое-как справляюсь с дрожанием пальцев. Через минуту уже уверено вывожу линии его красивого тела и ухожу в себя. Здесь нет брата, только его тело. Мои руки порхают на листе, и через какое-то время слышу голос брата.
– Дай мне рубашку, что-то похолодало. Да и потемнело. Пошли в дом?
Киваю, еле-еле отрывая взгляд от листа, и он заинтересованно смотрит на мой набросок.
– Ого!!! Ничего себе. Я кажусь тебе таким?
Киваю смущенно.
– Ты красиво рисуешь.
Смущенно выдавливаю:
– Спасибо, только не говори отцу об этом, ладно?
Тот удивленно кивает.
– Ты в этом весь, Шах, весь. Ну не плевать тебе, что о тебе кто-то что-то подумает?
Мотаю головой.
– Не плевать, он многое для нас сделал. И я хочу быть ему благодарным и не ударить лицом в грязь. Ему тяжело.
Брат, собирая рубашку в брюки, зло выдохнул:
– А мне плевать. Я сын его, и быть обязанным, что он спустил на меня деньги, чтобы я получил какую-то профессию, не хочу и не буду. Я когда-нибудь отблагодарю его, но и только. Я не хочу здесь жить, ты что, не видишь, как здесь стало неуютно после ухода мамы?!
Киваю смущенно.
– Но он ведь вырастил нас.
Ран зло сплюнул.
– Нет, не вырастил, а оплатил все деньгами няням, учителям.
Я, кое-как собрав себя в кулак, все-таки выдавил:
– Но ведь оплачивал…
Брат перебил меня, обняв за плечи:
– Оплачивал, именно, бездушно оплачивал и не спрашивал нас, хотим мы в ту школу или нет. Попробуй ему поперечить? Ты ведь знаешь, что он молча сам примет свое решение. Мы единственное отвоевали для тебя, чтобы ты был со мной.
Я поперхнулся воздухом, потому что почувствовал, что у брата вновь член упирался в мой пах.
– Ранти!!!
Он смотрел на меня стыдливо, но не отпускал из своих объятий. Его голова медленно опускалась ко мне за… поцелуем, и я, закрыв глаза, позволил ему поцеловать меня и, открыв затем глаза, спросил с болью в голосе:
– Зачем ты это сделал? Ты уже несколько раз после своего экзамена срываешься на мне. Я не мужеложец.
Он прижался лбом к моему и спросил тихо:
– А если я таким являюсь? Ты примешь меня?
Неверяще смотрю