– Я подчёркиваю, товарищи: речь пока идёт только о моральной, максимум, политической оценке поведения Николая Александровича.
То, что докладчик обошёлся без язвительных ноток в голосе и впервые назвал экс-«фигуру умолчания» по имени-отчеству, было показательно: значит, Булганина всё ещё считают товарищем, и дела его не так уж и безнадёжны.
– Максимум, политической оценке, – ещё раз для верности «ударил голосом по прилагательному» Молотов. – Но не уголовной.
Во всяком случае, пока. Мы ещё не знаем всех обстоятельств дела, поэтому окончательные выводы о роли Булганина по всей этой… хм… истории делать рано. Дождёмся результатов следствия.
Так и не удовлетворив в полной мере любопытства «публики», Вячеслав Михайлович покинул трибуну. Хотя как он мог его удовлетворить, если и сам был «не в курсе»: причастность или непричастность Булганина к делам Берии оставалась для него такой же тайной, как и для всех.
Да и углубляться в дебри подробностей было сейчас нецелесообразно: это ведь Пленум, а не трибунал. Sapienti sat, как минимум, для общего представления. И общей информации вполне хватало для таких же общих политических выводов. Пусть даже и обобщённых.
Но, даже понимая это, некоторые всё равно продолжали испытывать чувство глубокой неудовлетворённости. Ведь неясной оставалось не только судьба Булганина, но и судьба главных заговорщиков – и Берии, в том числе. Да, что, там, судьба заговорщиков: своя собственная! А это уже напрямую затрагивало «жизненно важные интересы» – вплоть до самой жизни – если, не всех, то очень многих из числа сидящих в зале. Потому что – как бы не поспешить с выводами: Лаврентий Палыч уже не раз демонстрировал нечеловеческую эластичность. Да и воля к жизни у него была почище той, что у героя одного из рассказов Джека Лондона…
После Молотова выступил Круглов. Его доклад был предельно сухим и по-военному лаконичным. Предваряя выступление, Сергей Никифорович заранее извинился перед участниками Пленума за то, что в интересах следствия не может пока огласить некоторые факты и цифры.
Это «предисловие» было с непониманием встречено в зале: люди хотели знаний. И не столько о заговорщиках, сколько в связи с ними о самих себе.
Нет, конечно, никто не шумел и, тем более, не протестовал. Но у многих были такие достоверно кислые лица, что генерал усовестился и «дал показания». Они, хоть и были лаконичными и даже обрывочными, но, всё равно, позволили людям сделать правильные выводы. А выводы были такие:
а) это – не инсценировка. Плохо это или хорошо – вопрос угла зрения. Из каждого, отдельно взятого, угла; б) следствие – а, значит, и руководство – знает уже очень много; в) Лаврентию на этот раз, вероятно, не выкрутиться. Отсюда и г) надо думать – каждому о себе. А многим думать можно было лишь в двух форматах: либо на тему «успеть добежать первым», либо на тему «не состоял и не привлекался».