Совершенно безумными глазами он обвёл находившихся в комнате, словно выбирая жертву своего внимания – и остановился взглядом на Берии.
– Это – заговор… Заговор… Отца убили… Я докажу… Я всех выведу на чистую воду… Всех выведу… Всех…
Берия спокойно поковырялся спичкой в зубах, и, не оборачиваясь, бросил через плечо:
– Хрусталёв, выведи его пока одного… хотя бы на кухню. А то он не даст больному и умереть спокойно!
Это настолько отрезвляюще подействовало на Василия, что он пришёл в себя, всхлипнул и даже не оказал сопротивления Хрусталёву, когда тот бережно взял его под руку, и повёл к выходу, по пути обдавая лаской и уважением:
– Василий Иосифович, пойдём ко мне в апартаменты: я дам Вам лекарство…
Уважение в такой форме Василий принимал всегда, даже от нижестоящих холуёв. Когда они с Хрусталёвым растворились в просторах коридора, Берия опять взглянул на часы.
– Значит, говорите: сутки, максимум, двое?..
Он на мгновение задумался.
– Тогда нам нужно установить посменное дежурство у ложа больного.
Он покосился на Сталина – и в очередной раз «лягнул» его:
– Лежит тут, сволочь, а мы должны вокруг на цырлах ходить!
Лицо Булганина, никогда не отличавшегося особой храбростью, помертвело от ужаса. Текста он не дал, да и не собирался. А вот Молотов мертветь не стал, и на слова не поскупился:
– Не рано ли радуешься, Лаврентий?
Его неожиданно поддержал и Каганович. Хотя, вряд ли неожиданно: он на дух не выносил Берию – и всё это в формате «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Лазарю Моисеевичу ничего, кроме отставки, и то в лучшем случае, при Берии не светило, поэтому и ничто не мешало ему «перейти Рубикон».
– И это говоришь ты? Ты, который Сталину задницу облизывал?! Ну, и сволочь же ты, Лаврентий! Не боишься немощного Сталина, так хотя бы Бога побоялся!
Ни для кого из присутствующих не являлось секретом, что убеждённее и преданнее сталиниста, чем Каганович, в руководстве партии не было. Сейчас он лишний раз продемонстрировал это, да ещё в таких «стратегически невыгодных условиях». С одной стороны – честь и хвала, а с другой «безумству храбрых поём мы песню».
Берия к афронту неожиданной, хотя и вполне ожидаемой, оппозиции Молотова и Кагановича отнёсся спокойно. Не философски, но и без скрежета зубов.
– Вы все ещё благодарить меня будете…
Он не договорил и лишь презрительно скривил губы, с «глубоким чувством» глядя на распростёртое тело Хозяина. За что его должны были благодарить «все», пояснять он не стал. Хотя, понять его было нетрудно, даже не прилагая особого старания к тому. А так как дураков здесь не было, то поняли все. И именно так, как того желал Лаврентий Палыч.
– Дежурим по парам, – спокойно и деловито продолжил Берия, словно не было только что «товарищеского обмена мнениями по наиболее