– …Я никогда ничего не забываю… господин оберштурмбанфюрер…
Обойдя Браилова, словно тот был всего лишь неодушевлённым препятствием, Берия заглянул в залу. Из коридора. Даже не проходя внутрь. Видимо, то, что он там увидел, его вполне удовлетворило, потому, что он посмотрел на Лозгачёва – почему-то именно на него – уже с весёлой ироничностью.
– Ну, вот: товарищ Сталин просто отдыхает! Устал человек! А ты, паникёр, шум поднял, чуть ли не на весь белый свет!
Уже по пути к выходу он обернулся к Старостину, который семенил за ним в образе побитой собаки.
– И не вздумайте звонить в Лечсаупр: нечего позориться ещё больше, чем вы уже опозорились!
Выйдя на крыльцо, он на ходу обрадовал Маленкова и Хрущёва, которые, видимо, от избытка такта или стеснительности, так и не удосужились войти в дом:
– Егор, Никита – поехали! Нечего слушать этих дураков!
«На посошок» он обернулся к бледному, как полотно, Старостину.
– Глядите, тут, у меня!
Исполосовав взглядом «тяжело раненого» Старостина, он пытался сделать то же самое и с Браиловым, но, «поскрежетав по металлу», лишь сверкнул напоследок «зазубринами», ещё раз намекнув на отсутствии у себя амнезии. Вскоре «мерседес» высокого начальства миновал КПП и скрылся из виду.
Старостин – «голова обвязана, кровь на рукаве» – медленно повернулся к охранникам.
– Слышали?
Ответом ему было удручённое молчание всех четверых: Браилов, как пятый, уже отсутствовал в наличии.
– А где майор Бр…
Старостин не успел озвучить вопрос, так как из залы донесся крик Семёна Ильича:
– Сюда! Хозяину стало хуже!
Все пятеро – со Старостиным во главе – ворвались в комнату. То, что они увидели там, потрясло их: лицо Хозяина приобрело синюшный, классически мертвецкий оттенок. Он с трудом дышал и хрипел.
– ???
На вопрос расширенного формата Старостина уже не хватало. Браилов художественно удручился.
– Типичная картина кровоизлияния в мозг: начали отказывать лёгкие и сердце…
– Что же делать?! – в истерике метнулся по зале Старостин. – Что же делать?! Что же делать?! Чёрт меня дёрнул угодить сегодня на дежурство!
Какими бы недостойными ни казались со стороны возгласы подполковника, но никто и не подумал осуждать его, как минимум, вслух. Ведь в этот момент он в точности следовал негласной инструкции: «живые думают о живых». Вот он и думал. О себе, пока ещё живом. А Хозяин отрабатывал лишь поводом для этих мыслей: создавал картину и дополнял её со стороны других – тех, которые «не живые».
– Иди звонить Игнатьеву: нечего, тут, скакать зайцем!
– ??? – на полускоке замер Старостин.
– Хватит уже согласовывать – пусть вызывает врачей!
Подполковник вздрогнул, первым