Через день Евдошенко вновь поехал в райцентр, теперь за результатом анализов. Вернулся он удрученный и озадаченный.
– Забраковали! Говорят, что не соответствует Госту! – удивленно восклицал он в кабинете начальника. – Чего только не нашли они в этой воде! И осадок, и гнилостный запах, и кишечные палочки! Черт! Как начали все называть – меня затошнило! Так на языке и вертелось спросить: как же вы сами-то пьете такую воду?!
Скорин слушал, нахмурясь, и барабанил пальцами по столу.
– Что же ты теперь предлагаешь? – спросил он несколько отчужденно.
– Не знаю, – растерянно отвечал Евдошенко.
– Не знаю!!! Это, между прочим, твоя вина, что бардак на объектах! Что ни объект – недоделки, что ни объект – брак! Отдел-то у тебя, ты помнишь какой?!.. Производственно – технический! Производственный – на первом месте! А производством вы занимаетесь?.. Только бумагами занимаетесь! Потому и незавершенки годами висят по девяносто девять процентов!.. Не знаю! – передразнивает Скорин съежившегося подчиненного. – А надо знать! Решайте с главным инженером, как будем выпутываться, но заключение чтобы положительным было!..
– Может, воду из города им привезти? – предложил Евдошенко. – У меня теща в центре живет, в бывшем обкомовском доме… Может – оттуда?
– А вот теперь я не знаю!.. Попробуй, но толку, думаю, мало. Я тоже в центре живу, но воду жена всегда отстаивает перед тем как что-то готовить. А в чайнике все равно – всегда есть осадок… Может, в обкомовском доме она и почище… Должна быть почище.
Вода, привезенная Евдошенко из дома, где живет его теща, тоже оказалась не пригодной для пищевых целей.
– Кишечные палочки имеются, правда, в меньшем количестве, – сказал главный врач, подписывая заключение, – но все же имеются, вода очень и очень плохая. Продолжайте промывать и хлорировать трубы.
В кабинете Скорина Евдошенко удрученно оправдывался:
– Я пробовал уговорить его. У них там – страшно войти: штукатурка в коридоре осыпалась, линолеум вздулся, в санузле – только следы остались от плитки. Я говорю: поможем материалами, только пересмотри заключение. Он – ни в какую! «Да как я могу?! Это же уголовное преступление! У меня дети!»… Я опять чуть было не высказал ему: как же вы сами употребляете эту гадость? И весь район травите.
– Вот бы глупость спорол, – буркнул недовольно Скорин.
– Да это я так, к слову. Не сказал бы конечно.
У Скорина после этих известий едва не случился нервный припадок, и вылилось все почему-то в жгучую ненависть к Шашкину.
Скорин был закален в борьбе с неприятностями, он был настроен на эту борьбу. А здесь – коварная, расслабляющая