Ее встретила темнота. И тишина. Она с облегчением закрыла глаза, как делала каждый день, когда возвращалась сюда.
Слава богу, за ней никто не следил. На это указывало отсутствие теней, брошенных на круги света фонарей на улицах и около узких арок Лез Аль, здания зернового рынка с купольной крышей. В переулках и на широкой рю де Лувр она не заметила никого подозрительного.
И вот она дома. Им стал на время маленький кусочек Парижа, который она знала теперь, как пять пальцев руки, – каждое лицо, каждый камень и булыжник, каждый звук, издаваемый обитавшим здесь существом. Это знание давало уверенность в собственной защищенности, но и навязывало одиночество, к которому она, впрочем, давно привыкла.
Комната была скудно обставлена, но ей так нравилось. Она провела в этих стенах не дни или месяцы, а годы с того дня, когда убили отца. Эти стены помогали ей выжить в хаосе этого мира.
Прошлое.
Ей не следовало произносить при майоре это слово, даже шепотом. Но в нем был скрытый смысл, та правда, которая, ранив гордость, все же решила показать себя. Она видела, как сверкнули его глаза. Представляя себе их встречу, она уже знала, что реакция будет именно такой.
Сможет ли Шейборн верно распорядиться полученной информацией, ведь у него в запасе всего несколько дней? Она едва сдержалась и не вскрикнула, когда увидела перед собой его лицо.
О том, кто майор Шейборн на самом деле, знал только Жюль, ее контакт в военном министерстве, но вскоре станет известно многим, это лишь дело времени и ловкости ищущих его агентов. Жюлю она хорошо заплатила, купив молчание на сорок восемь часов, однако стоило рассчитывать лишь на двадцать четыре. За такую тайну можно получить сумму, равную приличному состоянию, что несопоставимо с размером полученного от нее вознаграждения. Возможно, у Шейборна нет и двадцати часов.
Макферсон тоже под подозрением. Он работал, играя роль старого шотландца-ювелира, и пытался выяснить правду о передвижении армии Наполеона тем способом, который ни у кого не должен был вызывать подозрений.
Агентам достаточно взять их двоих, и можно получить лорда Саммерли Энтони Уильяма Шейборна. Ее Саммера – так она его называла. Губы привычно растянулись, беззвучно воспроизводя имя. Она поморщилась и сглотнула горечь. Вот только он больше не ее. Судьба вырвала их из объятий друг друга навсегда, изменила до неузнаваемости те невинные души, которыми они когда-то были.
Отодвинув штору, она вышла на балкон и встала так, чтобы ее закрывала стена. Она редко позволяла себе постоять здесь, боясь быть замеченной при свете дня. Да и в те редкие моменты стремилась ощущать плечом что-то твердое, дающее видимость