Повезет!. Игорь Амосов

через спальню, где на сбившихся простынях, еще спала Азанет. Темные волосы ее разметались по подушке, губы приоткрылись, словно зовя к поцелую, и я не сдержался. Влекло… Сел на край постели, и быстро, словно боясь спугнуть момент, поцеловал ее, будто клюнул, а затем, осмелев, впился губами, задержавшись, и не в силах оторваться, и чувствуя дремотный, сладкий запах ее кожи.

      Она проснулась, пару секунд еще отвечала на мой поцелуй, но потом пришло осознание, оттолкнула резко, с силой:

      – Выйди! Выйди немедленно!

      Я подчинился, ушел в гостиную и встал у двери, часто дыша, кровь ударила в голову и стыдно и досадно быть отвергнутым. Стук колен об пол. Азанет молится, но до меня доходит лишь одна фраза – «Ведь я жена ему!». «Кому жена? Тому Пришельцу?» – все перемешалось в голове, – мысль, что Азанет может уже принадлежит кому-то другому – ревностью, как острым ножом, вошла в сердце и не отпускала до тех пор, пока бормотание за стеной не стихло. К тому же, – какие у меня права на нее? Кроме странного, маниакального влечения – никаких, а это не аргумент, – так чего я хочу?

      Через время она вышла, как ни в чем ни бывало, лишь глаза раскраснелись от слез, но бодра, весела, и нарочито радостно сказала:

      – Пойдем гулять! – не дожидаясь ответа, схватила за руку и потащила к выходу.

      – Да я же не одет! – подхватывая ее настроение.

      – На, одевайся! – и протянула через мои бедра кусок материи. – Это все что тебе здесь нужно…

      Время потянулось как сладкая патока. Шли дни, и мы больше не возвращались к поцелуям или проявлениям чувств, в основном гуляли по городу, и Азанет знакомила меня с местными достопримечательностями, устройством города и людьми. Много смеялись, много дурачились, а по вечерам, беседуя томно и сокровенно, узнавали друг друга, и все бы хорошо, но я был уже влюблен. Воображение рисовало другие картины нежели просто гулять и говорить, ведь в пылу молодости, мне было мало дружбы. На прогулках, ее ладонь в моей руке – жгла огнем, а от взглядов, которые она бросала на меня украдкой, на душе пели птицы. Я чувствовал, что она также ко мне неравнодушна, но что-то мешает, была во всем ее хрупком существе какая-то недосказанность, продуманность движений и опаска.

      – Азанет, откуда ты знаешь русский язык? – спрашивал я.

      – Меня учили ему с детства… – отвечала она, и переводила разговор на другую тему.