На другой день пришёл пакет от редактора. Он содержал рукопись, к которой прилагалось короткое, но цветистое письмо с просьбой ознакомиться и дать рецензию. Ляля развернула рукопись и пробежала первую страницу. Это было незамысловатое будуарное чтение, впрочем, не лишённое остроумных наблюдений – обычное творение праздного ума. Чтение это доставляло удовольствие того же порядка, которое испытываешь от светских сплетен: оно приятно щекотало нервы и будоражило воображение. «Альковный роман!» – подумала Ляля и решила, что это неплохое название для статьи. Опус назывался «Два рубля до сотни» и повествовал о похождениях ироничного и тонкого господина, виртуозно избегающего каких-либо обязательств в отношении слабого пола. Смысл названия разъяснил сам герой в последней части: «…Но почему бы вам на ней не жениться, милый George? Софи недурна и, право, не глупа. К тому же за ней дают хорошее приданое… – Два рубля до сотни, мой друг! – ответил George. – Два рубля до сотни. – Что вы этим хотите сказать? – Я нахожу это желание округлить свой капитал за счёт женитьбы чисто символическим действием. Как точка в конце фразы, n'est-ce pas?»
Глава четвёртая. ЗАСУШЕННЫЙ ЦВЕТОК
Рецензия, вопреки обыкновению, вышла не слишком забористой, но когда Ляля поставила последнюю точку и перечла написанное, то нашла её изящной и даже немного игривой. «Публике понравится», – решила она, переписала набело, запечатала в конверт и вывела на нём адрес редакции.
Делать было более нечего, читать не хотелось, и она отправилась на прогулку. Мысли, ничем теперь не занятые, незаметно вернулись к предмету, волновавшему её с минувшего воскресенья – к Шершиевичу. От матери она знала, что он холост и ему должно быть уже под сорок или около того; что репутация у него самая безупречная, однако никакие попытки уездных маменек завлечь его и склонить к браку со своими, на выданье, дочерьми не увенчались успехом. Впрочем, он езжал в дома, где имелись невесты, и был, по слухам, весьма мил с дамами – но со всеми равно, не отдавая сколько-нибудь заметного предпочтения ни одной из них.
Более о нём не говорили, однако Ляля понимала, что мама питает на её счёт определённые надежды. В другое время это бы её развлекло, но она чувствовала, что фигура Шершиевича занимает её самоё не меньше, чем мать, и не могла не досадовать. «Зачем я ему? Если он не соблазнился ни одной из здешних барышень, за которыми дают немалые деньги, да и, как говорят, среди них есть прехорошенькие, свежие и нетронутые. А мы небогаты, и я уже не так молода (тут Ляля обычно вздыхала). Незачем о нём и