Орлиного цвета крылья. Елизавета Владимировна Крестьева

предыдущая плеяда его секретарш не держалась и по полгода. Впрочем, он сам был виноват: их всех можно было выстраивать в ряд и устраивать конкурс «Мисс Вселенная» с неясным исходом. И всё всегда заканчивалось одинаково и дорого. И, в принципе, он никогда не понимал, зачем ему секретарша. Это был статус, а не его желание. Он всегда и со всем справлялся сам. И начальника из себя корчить не любил. И всегда знал и помнил всё, что необходимо ему для дела. Память у него великолепная. Не нуждался он ни в каких помощниках и помощницах! И языками нужными в нужной степени владел. Но как же это: у его важных замов по важной холёной секретарше, а он – сам?.. Не бывает так! Не поймут. Засмеют. И он вынужденно подчинился. Он и так слишком много себе позволял, чего уж там, и постепенно приучил всех к своим причудам. Но без секретарши он был бы не настоящим боссом, так, подделкой какой-то… и он терпел. Терпел, скрипя зубами, заигрывания, путаницу в своих расписаниях, отлучки в кафешку в рабочее время, макияж в кухонном отсеке, невообразимо тонкие окурки в пепельнице, раздражающие и провоцирующие головную боль ароматы всяческих духов и пустые, безнадёжно пустые головы под роскошными шевелюрами. А стоило ему повернуться, и он почти слышал щёлканье алчных челюстей за спиной.

      Он решил больше не попадаться на старую удочку и из трёх кандидаток, тогда, в августе, выбрал самую скромную и невзрачную.

      И неожиданно попал в десятку.

      Он понял, что такое секретарь и доверенное лицо. Он стал настолько больше успевать и избавился от такого количества неудобств, что впору было петь и плясать.

      Когда случился весь этот психоз, и она заболела, ему почти неделю пришлось обходиться без неё. И он чуть не взвыл. Без неё было никак!

      Он потянул носом, и запах свежего кофе наполнил всё его существо, возвращающееся к жизни.

      – Как ваше здоровье, Анна Егоровна? – наконец, задал он вопрос, который больше всего хотел задать. – Я, признаюсь, не ждал вас уже сегодня.

      – Я хорошо себя чувствую, спасибо. И по работе соскучилась.

      Филатов недоверчиво фыркнул:

      – Ну и ну, соскучилась она. Вы бледноваты, по-моему, и вам бы ещё лежать и лежать.

      – Не хочу, – сказала Аня, подавая ему блюдце с чашкой кофе.

      – Я разбил вашу тарелку, – вдруг вырвалось у него.

      – Специально? – спокойно спросила Аня.

      – Специально, – мрачно буркнул Филатов и отхлебнул кофе. Это был самый лучший кофе в его жизни, и варить его умела только она.

      – Ну и зря, – заметила Аня всё так же спокойно. – Эту тарелку моя подруга расписывала сама и подарила мне на день рождения.

      Она одёрнула свой скромный серебристо-серый жакет, надоевший ему хуже горькой редьки, и скромно поинтересовалась:

      – Вам не кажется, что вы сидите на моём месте, Михаил Иванович?

      – Тут всё моё, – сердито отозвался Михаил Иванович, прихлёбывая крепкий, сладкий, самый вкусный в мире кофе.

      Аня громко рассмеялась, и он с трудом сдержался, чтобы не сорваться