– Вы мне оба лапшу не вешайте! Преданья старины глубокой вам уже все глаза застили. Сами, небось, к ней ходили?!
И оба мужчины дружно мотали головами и возмущались.
Несколько месяцев минуло, и в здании горсовета появилась Кручиха, смурно ковыляя по блестящим коридорам. Её привезли всё те же пристав Витя и инспектор. В небольшом зале сидела Вера Ивановна и ещё несколько чинов, но говорила лишь судья.
– Варвара Богдановна Облацкая?
– Да, – Кручиха была мрачнее тучи.
– Скажите, правда, что Вы принимаете у себя людей и якобы лечите их при помощи магии, за это требуя материальные блага?
– Чо вы такое говорите?.. Да как это…
– Ввести свидетеля! – отрезала судья.
Витька пристав шмыгнул из импровизированного суда и возвратился с тем самым пьяницей в руках, который полгода назад упал с плотины. Тот испуганно озирался и, подрагивая, встал перед Верой Ивановной.
– Вы помните, Николай Алексеевич, что у Вас уже есть условный срок? Вы готовы отвечать правду перед лицом Партии и Закона?
– Д—да…
– Вы посещали Варвару Богдановну Облацкую?
– Хто? Ни. Ни було такого. Хто цэ?
– Вот эту женщину!
Тут Колька—алкаш поворотил голову, да так и обмер.
– К… Кр… Кру… Та вы шо? Цэ ж…! Жить надойило?! Йий же… Уточка Божья… Ни—ни—ни! Оту женщину впервые бачу. Ныколы ны бачив. А хто цэ?… Ни—ни—ни… Вы, товарищ судья, если садить меня решили, вы садите, садите! А эту женщину никогда я в своей жизни в глаза не видел! – и бедный Колька смиренно протянул руки вперёд, как для наручников.
…
Стояла буйная и ранняя украинская весна. Повсюду цвела черешня и переливался первый яблоневый лист. Деревья распускали накрепшие за зиму почки, и пахло возрождением и суетой…
По срочному звонку Сергей Ливнянский прибыл в больницу к главврачу Гличенко. Они пожали друг другу руки, и главврач подвёл механизатора к занавешенной операционной.
– Ехал, пьяный вдрызг! Под переезд, уже шлагбаум закрыли, адреналину захотел! Поездом раскатало… в фарш. Размололо всего – живого места нет. Вот уж говорят, не повезло, что жив остался…
– А я что могу сделать? – не понял Сергей.
– Это Грошенко сын.
Вера Ивановна на протяжении всей шестичасовой операции сидела под дверями палаты. Вышел Гличенко. Судья собрала все остатки себя в кулак и спросила:
– Будет сын жить?..
– Будет, – вздохнул Гличенко.
– Правду! – сдерживая слёзы, рычала Вера Ивановна. – Правду говори! Гличенко! Умоляю, скажи! Будет сын жить?
Гличенко смерил её взглядом, поджал губы…
– Будет. Но до завтрашнего вечера… Мне искренне жаль, Вера Ивановна. Здесь ничего нельзя сделать…
Тут главная судья города, рассвирепев, вцепилась в воротник Гличенко:
– Вылечи!