Но если страдания от больного зуба вряд ли захочется повторить, то здесь тянуло сделать это снова и снова. Главное – не довести сладостное ожидание до момента, когда вены ноют уже по-настоящему. Можно было скрасить часы по-всякому.
Широко раскрыть глаза, вдохнуть воздух, дать мыслям уйти в сторону. Нет, не в сторону негатива и того, как плохо воздействует наркота на организм. Просто подумать о чем-то отвлеченном. Не выходить на улицу. По закону подлости или дьявола обязательно встретишь там тех, кто предложит переброситься вместе с ним, а вероятность, что ты и сам попросишь, слишком велика.
Сегодня хватило даже короткого пути от станции до заброшенной стройки, чтобы внутри заурчало, зашевелилось. Это проснулось персональное чудовище и потребовало огня. Под огнем оно подразумевало струйку мутноватой белесой жидкости, и хоть в лепешку расшибись, но ты должен принести пищу зверю, когда тот просит.
Гриша вспомнил все места, где прятал когда-то вес и где хранились аккуратно свернутые пустые зипки. Представил, как идет туда… нет, мгновенно оказывается рядом, готовит, медленно вводит иглу в канал, и кровь густо обволакивает ее, а мягкий поршень впрыскивает внутрь Гришин персональный рай. Становится тепло и мягко, как под бабушкиным пледом, и окружающее перестает волновать.
Сейчас зверь снова получил прикорм и тяжелым клубком свернулся в животе, отодвинув желудок. К горлу подкатывала тошнота, смешанная с жестокой радостью. Вот тебе! Получай, скотина, а ведь клялся больше не брать, на коленях перед портретом матери ползал.
Гришу скрутила тугая внутренняя пустота, отсутствие чего-то важного. Будто не досчитался почки. Лучше уйти отсюда прямо сейчас, позвонить маме, другу, без разницы кому, лишь бы обменяться парой приятных слов.
«Я соскучился, как ты там, братан, живой еще?»
Но звонить было некому, телефон молчал. Гриша не был уверен, не сменил ли Санек номер. Может, получится, что он приперся в Ховрино просто так. Гриша хотел встать, но вялая тоска свинцом налилась во всем теле, не позволяя шевельнуться. Перед глазами пролегла пелена – вроде не слезы, просто муть, какая бывает, если долго пялишься в одну точку. В центре нее подрагивал на догоревших углях последний алый лепесток костра.
– Слу-ушай, а с цыганами что у тебя там?
– Да ну их нахер… Гандоны все!
– …все еще работаешь там у них?
– …да бред! Гречку продают в оравах и дань отчисляют этому барону. Из-за того цена на грамм просто вверх! А у меня клиенты все на дно.
– Ну и сливайся! Хули ты с ними трешься?!.
…Где-то над головой двое или трое жарко спорили заплетающимися языками. Звуки доносились словно сквозь несколько меховых шапок. Гриша улавливал отдельные фразы, не помня ни начала, ни причины разногласий.
– Бля, не гони! Ахмед тебе мозги пудрит, а ты нам решил!
– Ццццц.