Студент засмеялся, смех был сухой и бесцветный, как перекати-поле.
– Так я тебя тоже раньше не видел, прелесть. Откуда такие красавицы берутся?
Ленок пьяно уставилась на юношу, пытаясь определить, не шутит ли ее собеседник. Будь она внимательнее, то заметила бы, что студент бегло осмотрел всех присутствующих, беззвучно шевеля губами, словно пересчитывая их в уме.
– Такие, как я, уже закончились, – решила блеснуть своим остроумием Ленок. – Ты сегодня с нами останешься? – В это время подошла ее очередь, и Ленок привычно схватила полупустую бутылку «Завалинки». С вожделением глядя на плескавшуюся жидкость, она запрокинула посудину, сделав несколько жадных глотков. Затем вытерла рот и протянула бутылку юноше. – Ну так че, останешься?
– С тобой – хоть на край света, – серьезно ответил студент.
– Ну, на край света не надо, – произнесла Ленок и протянула студенту бутылку, предлагая «бухануть» с ней на брудершафт за их «случайное, но очень приятное знакомство». Но тот вежливо отказался и, достав мобильный телефон, стал щелкать кнопками. Несколько бомжей многозначительно переглянулись.
– Где у вас тут отлить можно? – убирая мобильник в карман, спросил студент у Вадика, и все загоготали.
– А везде, мил человек, – растянул в улыбке потрескавшиеся губы бомж и пропел:
Я гляжу в унитаз, хохоча,
У меня голубая моча!
И х… у меня голубой!
И ващще, я доволен собо-о-о-ой!
Понятливо кивнув, студент отошел за гараж. На самом деле он не думал облегчаться. Обойдя осторожно гараж с другой стороны, он почти вплотную шагнул к веселящимся бомжам. Плотные заросли скрывали его от посторонних глаз, и он услышал интересный диалог. Один голос принадлежал Вадику, другой – незнакомому бомжу с простуженным голосом.
– Слышь, Вадя, нужно еще пузырь взять. Или два.
– Ща студент поссыт, я у него денег стрельну.
– А скоко у него осталось?
– Х… его знает. Я к нему в карманы не смотрел.
– А надо было… Телефон его видел, а?
– Ну.
– Может, это… того его? А, Вадя? И в карманы тогда можно спокойно глядеть, – довольный своей мрачной шуткой, «простуженный» захрюкал, что, по всей видимости, означало смех.
Вадик шумно засопел, скребя затылок. Студент, стоявший в кустах, который на самом деле был не кто иной, как Алекс, понимающе улыбнулся, будто он ждал именно этого разговора. «Вот оно, гнилое нутро обездоленных, несчастных и измученных «Нарзаном», мать их ети. Не только сраные снаружи, да и внутри все гнилые, эти бомжи. Правильно все-таки мы решили с Гюрзой. Им добро делаешь, а они, понимаешь, «того его»… Да-а…»
– Ты скажи, что, типа, поговорить надо. А мы с Митяем сзади будем. А? – вполголоса продолжал подстрекать Вадика «простуженный», и Алексу приходилось напрягать слух, чтобы не пропустить ни слова.
Вадик все еще думал, кряхтя, дилемма казалась ему неразрешимой.