Тем больнее мне осознавать свою невольную провинность перед казаками.
Простите меня, казаки!
Истерика – дорогое удовольствие
… Подергиваясь телом в такт выкрикам, она продолжала в этом же духе яростно обвинять меня. Какая энергичная! А я-то уж было, чуть ли не в покойники ее записал.
Мне было неловко и перед ней, и перед людьми, дружно обернувшимися на шум. Сотни пар оживившихся внимательных глаз остановились на мне. Я оказался в центре внимания всего зала ожидания. Надо же, как неожиданно и нелепо влип!..
Однажды зимой я отправился в Москву по делам. На железнодорожном вокзале собралось много народу в ожидании электрички до Москвы. После долгого сидения в зале ожидания, я, чтобы развеяться, гулял по привокзальной площади. Озябнув, вернулся в зал ожидания, и стал высматривать свободное место на сидениях. Взгляд невольно остановился на пожилой женщине, резко выделявшейся не только какой-то ведьминской, странной и страшноватой наружностью, но и позой. С такой внешностью можно было бы изображать Бабу-Ягу, совершенно не гримируясь.
Она сидела с неподвижным отрешенным, остекленевшим взглядом, словно в трансе. Глаза черные крупные, навыкате, сверкают, словно вставленные не по размеру стеклянные протезы. С такими глазами, наверное, гипнозом хорошо заниматься. Ее неподвижный, немигающий взор был устремлен прямо перед собой чуть вверх. Сидела удобно, почти полулежа, вытянув ноги, глубоко засунув руки в карманы дешевого серого драпового пальто. Голова была повязана темно-серым шерстяным платком. Перед ней стояла тележка с привязанной к ней высокой стопкой коробок – ее багаж.
Мой взгляд задержался на ней чуть дольше, чем позволяют правила приличия. Конечно, неэтично уставиться на человека и разглядывать его. Но я стоял не прямо перед ней, а сбоку, в паре метров от нее и смотрел украдкой, то и дело отводя взгляд. Недалеко прямо передо мной висела схема движения электричек, и я делал вид, что вообще-то меня интересует именно эта схема. К тому же, слишком уж отрешенный у нее был вид. Казалось, она вообще ничего вокруг не замечает. Я рассудил, что если мой взгляд обеспокоит ее, то она взглянет на меня, и я тут же прекращу свое наблюдение. Но нет, совершенно никакой реакции с ее стороны.
Из какого-то ребяческого любопытства стал ждать, когда моргнет. Нет, не моргает, сидит как окаменевшая. Изучая лицо, стал гадать о том, из каких краев она могла бы происходить. Внешность необычная – точно не европейская, но и не определить какая. Крупный хищно изогнутый нос. Кожа необычного светло-серого с лимонной желтизной цвета. Черты лица не уродливые, но несколько преувеличенные и как бы вытянутые вперед. И этого оказалось достаточно для того, чтобы в сочетании они образовали необычно резкое и грубое лицо.
У меня не было неприязни к этой женщине. Наоборот, я сочувствовал ей. Для женщины внешность значит слишком многое. Начал было жалеть ее, но, спохватившись, поспешил успокоить себя тем, что