– А, да ничего. Небольшая гриппозная инфекция с Марса. Уже вылечили. Всю базу тоже проверили.
Я закрыл глаза. Вот и все, прощай, Церера. Прощай, Система и Космос вообще. Тут не о Системе надо думать, а о том, чтобы восстановиться и начать снова ходить – хотя бы на Земле.
– Ты не расстраивайся, – Кристи коснулась моего плеча, – это все восстановят. Разрыв мозга небольшой.
Ну да. А на Землю я так и так хотел возвращаться. Я салвер, мое место – рядом с людьми. Космос – не мое призвание.
Не так-то уж мне сюда и хотелось, если честно.
Красивое черноглазое лицо Торреса покачивалось надо мной.
– Стани, мне надо просто задать тебе несколько вопросов.
«У меня тоже есть к тебе вопросы. Жаль только, не могу их прямо задать».
– Ты как себя чувствуешь? Можешь говорить?
– Валяй, – буркнул я.
– Ты заметил что-нибудь подозрительное, когда садился в ровер?
– Если бы я что-нибудь заметил, то не сел бы, правда?
– И ровер был… ну один из многих, он не маркирован как-то, то есть ты не знал, что поедешь именно на нем?
– Конечно, нет. Ты что, не знаешь, как мы их берем?
– Знаю, но хотел убедиться, – Торрес моргнул, наверное, сделал пометку в своем комме. – Ты с кем-то разговаривал перед тем, как все это случилось?
– Вел переговоры… записано же. А так – нет. В этот день общался только с коллегами, пациентов приходило трое или четверо. Об этом есть записи.
Общественный Защитник Торрес покачал головой.
– Странно это все, понимаешь? Очень странная авария. Мы не понимаем, почему так произошло. Ты точно ни с кем не общался до этого?
– Я бы мог пройти ментоскопирование, если это поможет. Но ведь в моем состоянии это нельзя.
– Да, конечно, не надо, – Торрес снова мигнул. Потом спросил нерешительно.
– У меня еще такой вопрос. Аркадий Дикий… о чем все-таки вы говорили с ним перед его гибелью? Ведь вы говорили, я знаю.
Мое сердце сжалось от адреналина и застучало быстрее. Случилось. Он произнес имя Аркадия – как будто признал, что никаких «просто аварий» у нас не было.
Ну не бывает так. Два крайне маловероятных сбоя техники – и подряд. И пострадавшие как-то связаны между собой.
Надо сказать ему о книге, подумал я. Наверное, надо. Хотя это было бы уж совсем безумие… И если есть хоть малейшая доля вероятности, что это безумие – истина, что сумасшедший «золотой лев» хоть в чем-то оказался прав… вот как раз в этом случае, как раз этому человеку ничего говорить не надо.
– Как тебе сказать. Он расспрашивал меня о матери. Рассказывал о себе. Он полетел на Цереру ради стажа – его могли назначить директором Пражской обсерватории, но не было горячего стажа… попенял, что у нас же не старые времена, а все еще от ученого требуются какие-то физические подвиги. Вот как-то так. В общем, обычный разговор.
– Он не рассказывал о каких-нибудь конфликтах, с кем-то из персонала «Тройки» или других баз?
– Нет,