– Фрау Шмитт однофамилица моей жены, рейхсфюрер! – поспешил уточнить Вирт.
– Вот как! – заметил тот. – Возможно, я что-то напутал…
Повисла томительная пауза.
Профессор чувствовал себя неуютно. После того, как год назад фюрер подписал декрет, которым назначил Гиммлера верховным руководителем всех служб германской полиции, многое изменилось.
– Вы догадываетесь, почему вы здесь? – задал вопрос этот всемогущий человек.
– Нет, рейхсфюрер! – покачал головой Вирт. – Но надеюсь, что меня посвятят.
– Вот как! – повторил Гиммлер. – Ну что же…
Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем произнес:
– Как вы знаете, ваша теория нашла множество сторонников среди влиятельнейших членов нашей партии. Даже правильнее будет сказать, большинство!
Гиммлер встал из-за стола, и прошелся по кабинету.
Профессор следил за ним глазами.
– Да, большинство. Еще великий Генрих говорил, что германцы – это особые люди! Этими словами он в те незапамятные, но уже достославные времена выразил то, что позже подтвердил ряд авторитетнейших и глубочайших умов…
Глава СС коснулся верхней пуговицы сорочки.
– Сам фюрер разделяет эту точку зрения, а фюрер… – тут он назидательно поднял вверх палец и повысил голос, – не ошибается никогда!
Дойдя до противоположной стены, Гиммлер повернулся и неспешно вернулся на место.
– Германский расовый тип… – прищурившись, сказал он. – Белокурый, голубоглазый… Вот как ваш племянник… Его, если не ошибаюсь, можно причислить к избранным без колебаний?
Профессор торопливо кивнул. Единственным сомнительным достоинством скотины Эрвина была типичная арийская внешность.
– Вот видите! – оживился Гиммлер. – Лично сам я являюсь приверженцем той теории, что человек со светлыми волосами и голубыми глазами не способен на такие же дурные поступки, как человек темноволосый и темноглазый! И как показывает мой, согласитесь, весьма немалый опыт, одно и то же деяние может быть разным: то, что для блондина есть проступок, для брюнета – уже злой умысел!
Тут он не врал.
Когда вставал вопрос о проступках, блондинов никогда не наказывали так, как брюнетов. Или шатенов. Строгость наказания определялась своеобразной шкалой яркости – чем темнее глаза и волосы, тем строже.
За аналогичное действие – будь то опечатка в документе или должностное преступление, блондин мог отделаться внушением.
Не блондин – попасть под суд.
Рейхсфюрер лично требовал фотографии провинившихся, и по снимкам делал выводы.
Ежели дело касалось помилования, блондины с голубыми глазами были в несомненном выигрыше.
Множество голубоглазых и светловолосых негодяев были прекрасно осведомлены об этом пунктике, и извлекали из него максимальную выгоду.
Мимоходом Вирт пожалел, что не родился блондином. Впрочем, и Гиммлер таковым не являлся. Равно, как и фюрер.
– Но мы немного