В нём вечность без дна и границ,
Покорность восточной рабыни
И дерзость библейских цариц.
«Шалом!» – как к сближенью призыв.
«Шалом!» – словно молния в сердце.
«Шалом!» – как душевный надрыв,
И памяти – не отвертеться!
И памяти топится лёд,
И прошлое вдруг оживает.
А там меня женщина ждёт
И руки ко мне простирает…
О, как же была хороша
Та женщина – слов не имею.
Сплавлялась еврейки душа
С нерусской душою моею
В огне, что так жарко пылал…
Но катится жизнь торопливая.
Тут кто-то «Шалом» мне сказал?
– Шалом, молодая, красивая!
Той женщине
Я так хочу, чтоб ты
Не ведала печаль,
Чтоб детские мечты,
Безоблачная даль…
Чтоб под ногой, скрипя –
Пушинки снежные.
Чтоб трогали тебя
Лишь руки нежные.
Пусть кружится метель,
Как вальсы венские.
Пусть жизнь без потерь,
И счастье женское.
«Если пишется стих…»
Если пишется стих,
Значит время потерь.
Если голос – на крик,
Значит больно, поверь.
Поезд в снежной ночи –
Не поспеть на него.
И с остывшей печи
Не стекает тепло.
Как же зябко рукам…
А в купе у окна –
Недоступна снегам,
Может быть, не одна
В этом поезде ты.
В этом холоде – я,
Со стихами листы
И свеча без огня.
«Стыдливости нежной томление…»
Стыдливости нежной томление
Окутало облачком нас…
Но тянутся руки к сплетению…
А эта слезинка из глаз –
Как капля смолы на иконе…
Задутой свечи сизый дым…
И сердце твоё на ладони
Я грею дыханьем своим…
Травы напитаны росами,
Небо пылает в заре,
И душеньки наши босые
Ступают легко по земле.
«Я люблю тебя, грешную…»
Я люблю тебя, грешную,
Потонувшей в грехе.
Я люблю безутешную
В твоей женской тоске.
Я люблю так уставшую
От печали разлук.
Я люблю задрожавшую
От сплетения рук.
На коленях стоящую,
И лицом – до земли.
В исступленье кричащую
От конвульсий любви.
Я люблю тебя нежную –
Как молчанье храня,
Своей лаской безбрежною
Ты спасаешь меня.
Я люблю тебя, страстную.
Всю люблю тебя пить…
Как, такую прекрасную,
Мне тебя не любить!
Дожди
Незнакомая женщина мне улыбнулась,
Теплым взглядом скользнув, словно луч по воде.
И забытое чувство воскресло, вернулось,
И