обычай и в Азии, как, например, у персов (в Сузе и в Экбатане), а также в Африке у египтян: на фресках, украшающих гробницы древних фараонов, мы видим изображения богатых египтян, окруженных многочисленной свитой, состоящей из уродов, шутов и людей, наряженных в странные шутовские костюмы. С востока этот обычай перешел в Грецию, а оттуда в Рим. В особенности присутствие шута считалось необходимым во время пира; если во время какого-нибудь празднества не было балагура, то такое празднество считалось неполным. Эти балагуры и шуты часто занимали места тех прежних рапсодов или певцов, как Фемиуса на остров Итака или Домедокуса у Феацинеев. После плясунов, фокусников, акробатов, ученых обезьян, эквилибристов являлись шуты, которых, собственно, называли
гелотопуауа (смехотворы). Эразм в своей «Похвале Глупости» описывает нам обычаи своих современников. Многие из этих обычаев были заимствованы у древних. Эразм говорит, что все празднества были бы очень скучны и однообразны, если бы тут не было бы «Глупости», которая часто проявлялась в лице кого-либо из современников, а за неимением такового нанимали шута или приглашали какого-либо паразита. Такой паразит, о котором упоминает Эразм, нисколько не отличался от профессиональных шутов. Правда, его сажали за один стол с хозяевами и их гостями, но только с условием, чтобы он был постоянно в веселом настроении духа, возбуждал бы смех, не обижался бы за оскорбления, которыми его не щадили, и с улыбкой на лице принимал бы удары брошенных в него кубков и чарок, когда разгоряченные вином гости придут в азарт и не будут помнить, что они делают. Богатые римляне постоянно приглашали к своему столу такого паразита, так как хорошо знали ему цену.
Однако название «паразит» не всегда было в презрении у людей; это слово, собственно, означало «гость»; первоначально оно применялось к тем жрецам, которые принимали участие в священных пиршествах при храмах; далее в некоторых греческих городах называли паразитами таких гостей, которых обязательно приглашали к столу главных правителей города. Но в Риме паразиты упали очень низко; таких людей обыкновенно приглашали богачи для развлечения своих гостей. Слово «паразит» означало дармоеда и лизоблюда, который платил за гостеприимство шутовскими выходками и умением приглашать гостей и возбуждать в них смех и веселье. Вот каким образом паразиты дошли до такого унизительного положения. Конечно, видна большая разница между паразитом-жрецом, участвовавшим в пиршествах после жертвоприношений, и тем римским паразитом, которого описывает Лукиан[10], философ-скептик, живший во II веке по P.X., в своем «Паразите». Вот что пишет названный философ:
«Паразит не заботится о философских вопросах, ему до них нет никакого дела, он не думает вовсе и о том, кто управляет миром, так как и к этому относится совершенно равнодушно; он убежден, что на белом свете все идет прекрасно и едва ли может идти лучше, – он пьет, ест и веселится, наслаждаясь всеми благами жизни; ночью его не тревожат дурные сновидения, так как днем у него нет никаких забот, то, конечно,
