Кроме того, заслуживает внимания тот факт, что всякое представление о тяжелой работе у нас, в казачестве, ассоциируется со словом «каторга». Но мало кто знает, что на самом деле каторга – это турецкое судно XVI–XVII вв., где работали гребцами прикованные пленные.
Кроме того, ныне мало кому известно, что распространенное слово «курган» тоже турецкое и означает «крепость».
И наконец, упоминание о турках я нашел в фольклоре, точнее – в песенном жанре: три старинные казачьи песни, записанные мною на территории Захоперья, я привожу дословно.
Под местечком было Журжею[1]
Ярославской было земле,
Там стояла Шат – высокая гора,
Еще дюжая гора.
Как под этой горою
Долинушка широкая,
Как на этой на долинке
Березочка стояла,
Как под этой под березкой
Могилушка глубокая,
Как во этой во могилке
Там сосновый гроб стоял,
Как во этом во гробке
Тело белое лежало.
Тело белое, нетленное
Дундукова казака.
Он не убит, не зарезан,
А свинцовой пулей скрозь прострелен,
Его верная берданка
При боку лежит,
Его добрый конь
В головах стоит.
«Вставай, вставай, мой хозяин,
Из турецкой земли,
Все наши товарищи
На Дон тихий поушли,
Отцу-матери родным Печаль-горе понесли».
Просветил месяц
Долго, с вечера до полуночи,
С полуночи до белой зари,
Со белой зари до красна солнышка.
Не дает мне, младу,
Коня оседлать
И из гиена убежать,
Из туретчины.
Погиб, погиб аул Кавказа,
Погибли два брата родных,
Мой лук тугой,
Мой конь-орел крылатый,
Один, один остался я,
Один остался я на древе,
Как будто серый воробей.
Там хищный сокол летал над полями,
Как будто стая сизых голубей,
Не раз, не два в боях случалось,
Стрелял в меня донец,
Колол копьем –
Древко его ломалось,
Не раз пущал он свой злой свинец.
Скажи, султан, где панцирь делся,
Его ведь снял с меня донец,
Да ничей булат его не брал,
Насечка его была золотая,
А булат блестел, как в море волна.
Мне кажется, приведенные старинные казачьи песни никакого отношения к разбойным