Путь Сизифа. Федор Федорович Метлицкий

памятники с суетной вязью прощаний

      и, без слов, лишь крестной беды глубина.

      Вот обелиск, на фото – солдатик в панаме,

      смотрит – эпохой неискоренимо живой.

      Кто он? Как надежду вернуть его маме?

      Что прибавлено им к надежде земной?

      Я забыл, что бывают такие пределы

      боли неразрешимой, и только лишь полдень

       один —

      тем дороже, чем кратче в себе его держишь,

      этой горькой малиной, не для потребленья, томим.

      Перед нами мысленно проходили сотни тысяч мертвецов, молчаливых, словно в неизвестной для живых бездне. Наверно, многие из них карабкались на вершину горы Сизифа, и где их усилия?

      – Бессмертные сознания – везде, – услышали мы голос Магистра. – Не только в слове и краске, но во всех вещах, которые сотворила цивилизация. Я привел вас сюда, чтобы вы ощутили дуновение времени, и связь эпох. Правда, выйдете и забудете, увы!

      На душе было что-то тяжелое и светлое, не похожее на чувство к живым родным в семье.

      Когда мы выходили из этого печального места, Магистр сказал удовлетворенно:

      – Это вам для затравки. Чтобы иногда помнили, что есть жизнь и смерть. Кто – мы? Откуда – мы? И что с нами происходит?

      5

      Магистр обратился к нам, подготовленным впечатлениями кладбища.

      – Борис Пастернак писал о томительности жизни: "Как усыпительна жизнь! Как откровенья бессонны! Можно ль тоску размозжить о мостовые кессоны?" Хотите вырваться из вашего узкого кругозора на широкий простор познания, размозжить тоску о мостовые кессоны? Чтобы у вас возникла сама потребность искать, жажда испить чуда иных измерений.

      – Пожалуй, хотим, – согласился Матвей и подумал: «Валяй, Емеля?»

      – Это можно, – охотно откликнулся Юдин.

      – В моем лежбище тоже есть смутный запрос, – добавил Марк.

      Я не ждал ничего нового.

      – В глубоком знанье жизни нет.

      Магистр говорил с усилием, словно преодолевая нашу тупость.

      – Это не то, что вырваться в совершенно отвязанную свободу, когда смотришь из нее на мир – и он кажется нелепым, смешным. Разве мы выбираем, кого любить, во что верить, чем болеть? Говорят, мол, любовь – деспотична, свобода – негативна и предполагает отсутствие, пустоту. Свобода – осознанная необходимость? Этой проблемы не существует, если эта необходимость – на крыльях любви. Любовь освобождает, уносит в безграничную свободу.