–Давай я ещё за бутылкой схожу!
–Сходи!
…В тот вечер мы с Тинкой Подгорской сильно нализались. Позвали Асю, и она с нами нализалась. И соседку Антонину позвали мою – но она не пьёт, она даже не зашла, осталась копошиться у себя дома, гвоздики по пластиковым бутылкам раскладывать. Потом я играла громко на пианино, Вениамин пел арии из опер, Тина уснула в детской кровати Тимоши, Аська на кухне стала долго и въедливо беседовать с Вениамином, я тоже заснула на мамашиной тахте, увеличенной десятью слоями старых одеял, прокладок каких-то, ватинов, платков оренбургских пуховых.
В 5 утра я вышла на кухню. Там, в лучах восходящего летнего солнца Вениамин вёл умную беседу с Асей о Замятине, о Лакане, о Троцком, о Севе Новгородцеве, о радио «Свобода».
Потом Вениамин ушёл, Тина проснулась, а Ася Шемшакова сказала: «Какой он умный! Я преклоняюсь перед ним! У него такой лоб большой, как у дельфина! И глаза впалые! Он столько всего знает! Столько всего читал! Я потрясена! Он говорил и говорил всю ночь, а я его слушала и слушала, слушала и слушала…».
–А я вот люблю людей не столько начитанных, сколько таких, с которыми можно в диалог вступить. Чтобы было совместное обсуждение темы. Аналитикой заниматься. Чтобы докопаться до истины,– сказала Тина, потягиваясь и распрямляя помятое от неудобного сна лица.
–Истина – конвенциональна. Нет никакой истины! Сколько людей, столько и истин! – сказала Ася, взбудоражено куря в открытое окно и стряхивая пепел в форточки нижних этажей.– Главное – текст! Умение производить текст больше всего ценю я в людях!
–Да, он очень милый, – сказала я тогда. – Только я проспала весь его ум. Но я тебе, Ася, верю.
–Кстати, у тебя есть его телефон?
–Да, он мне оставил. Но он живёт в ужасной коммуналке. Там 20 комнат, человек 50 живёт, к телефону если кто позовёт – так хорошо, а может никто и не позвать.
–Ну, ты мне всё равно дай-ка его телефон.
–Бери, не жалко!
Потом я осталась одна. Я помахала руками и ногами. Заглянула в кошелёк – 100 рублей. И всё. Ещё 100 рублей придёт на книжку 25 числа. Что делать? Как жить? Я заглянула в кухонный шкаф. Ага, жить можно. Три пачки геркулеса. Пол пачки риса. Лук репчатый. Килограмм примерно. Замороженная морковка нарубленная в морозилке. Кофе банка. Чай есть. Сухари запылённые, завалявшиеся. Много солёных огурцов в банках. Много варенья засахаренного. Жить будем! С голоду не умрём! По сути, еда то есть. Вот была бы блокада – так это целый пир!
Я открыла свой шкаф и стала примерять всякие одежды. С одеждой не того. В половину одежд после 10 лет домохозяйства я уже не влезаю. То, во что влезаю… да… белые штаны в чёрную дрипочку. Чёрная кофта. Легенсы розовые. Куртка безразмерная, страшная, грязно-оранжевого оттенка. Синий пиджачок, еле застёгивается на одну пуговицу на раскисшем животе. Страшная вся. Морда серого оттенка. Волосы цвета унылого заката. Ну, это покрасить можно, ага, краска «лиловый каштан» завалялась.
Вдруг