От неожиданности, Дирн выпустил рукоятку меча из рук, оставив его в земле, и отпрянув, попятился назад. Зацепился пяткой за корень и упал на задницу, упершись руками в траву, и уставился на гоблина широко распахнутыми глазами, как будто увидел, что-то совершенно невероятное. Гоблин тоже смотрел на своего убийцу во все глаза. Его удивил юный возраст человека, непонятно зачем, напавшего на него.
Косясь то на меч, точащий возле его уха, то на странного, молодого бандита, сидящего на земле перед ним, Корнелиус решил воспользоваться его неожиданным ступором и попытался боком по-крабьи отползти в сторону. Однако Дирн быстро опомнился, подобрался, схватил свой меч и не очень уверенно и профессионально выставил его впереди себя, продолжая все так же ошалело пялиться на гоблина. Корнелиус замер и вновь уставился на напавшего. Так и смотрели: Дирн на гоблина, а Корнелиус на бандита.
– Ты чего? – Наконец спросил Дирн, хлопнув глазами. Его и без того худощавое лицо, в свете луны выглядело еще более бледным и осунувшимся, с заострившимися скулами.
– Я чего? – пожалуй, на тот момент удивление в Корнелиусе перевесило страх, и он даже перестал незаметно отползать в сторону. – А ты чего?
– Ты не похож на монстра, – скорее утвердительно сказал Дирн. Опершись на меч, он поднялся и подошел к вжавшемуся в траву зеленокожему.
– Спасибо и на этом, – выдавил из себя Корнелиус, мысленно приготовившись к последним мгновениям в своей жизни. – Чего смотришь, добивай…
– Не буду я тебя убивать. Очень надо, – Дирн со злостью рубанул по ветке ближайшего дерева, от чего на землю посыпались листья. Парня начинало мелко трясти от осознания того, что он только, что чуть не совершил самый ужасный поступок в своей жизни и, что его очень низко и подло обманули.
Отвернувшись от гоблина, по-прежнему лежащего на земле,
Дирн несколько раз в ярости полоснул своим клинком по растущим рядом кустам. Честно признаться, он теперь не знал, что делать дальше. Убийца из него получился никчемный, как, впрочем, и все остальное во всей его жизни.
Гоблин понял, что больше на сегодня его убивать не будут и, зажимая рукой рану на плече и шипя от боли, поднялся на ноги и, не очень уверенной походкой, выбрался на дорогу. Рана была средней паршивости, не царапина, но и не смертельно. Её следовало перевязать.