Близкая, пыльная земля дрожит, вдоль нее растекается вибрирующий раскаленный зной, шаркающие солдатские ноги продираются сквозь густой маревный воздух. Дрожат камни, кажется, что вот–вот расплавятся и они, и потекут как те дальние ряды людей на завороте, вместе с орудиями и лошадьми – все вместе отделяющиеся от земли и беззвучно зависающие в воздухе дрожащим студнем. Огромное, близкое красное солнце наколото на ощетинившиеся, и колышущиеся раскаленные добела штыки, и одинаково больно отражается тысячами маленьких солнц в каждом уходящем вперед стволе винтовки, погоне, звонкой металлической фляге, натертой рукоятке офицерского револьвера, набойке. Бросается промеж сомкнутых век, отчего затылки людей кажутся красными китайскими фонарями, внутри которых пламенеют свечи. Автор раскрывает глаза.
Уголок комнаты – клочок бирюзовых обоев в тонкий серебристый рисунок, на столике запыленный нетронутый графин с водою. У столика одна ножка короче двух других, под нее подложен свернутый кусочек бумаги. Из соседней комнаты через открытую дверь доносится веселие трехлетнего ребенка, подыгрывание ему матери и бряцанье детскими игрушками.
Ощетинившиеся ружья идут все так же неровно и несут наколотое на штыки огромное красное солнце, незрячие – с закрытыми глазами, немые головы–шары изможденно болтаются под ним. Автор останавливается, поток обтекает его по сторонам, но кто–то толкается в спину, и он устремляется вперед сквозь идущие ряды. Идет долго, обгоняя – расталкивая, куда–то торопясь, как вдруг на лице его возникает озабоченное выражение, и он останавливается, людской поток обтекает его снова. Автор поворачивает в сторону, пробирается сквозь строй на простор, перелезает через овраг и с таким же озабоченным выражением лица садится на камень, под красным солнцем кажущийся добела раскаленным.
Качающиеся и падающие люди молчаливо шагают в солнечном блеске и несут над собой на раскаленных белых штыках огромное красное солнце, их головы кажутся под ним его уменьшенными копиями. Сквозь движущуюся людскую массу то здесь, то там продираются люди, кто–то падает и больше не поднимается. С закрытыми глазами – как и у всех здесь людей – вздымается голова лошади, ее рот широко оскален, она опадает. Тут же над местом сгущается народ, движение приостанавливается, доносятся глухие, хриплые голоса, короткий выстрел, и молчаливое бесконечное движение возобновляется снова.
Люди все идут, как при мираже дрожит земля и воздух, дальние призрачные ряды растворяются и теряются в плавящемся зное.
По соседству с автором, на других камнях и на земле сидят еще несколько человек. У одних есть винтовки, другие раздеты почти догола и их кожа багрово–красного цвета. Кто–то лежит голой спиной кверху и не двигается, упершись лицом в раскаленный камень, белеет его вывернутая вверх мертвая ладонь. Люди с закрытыми глазами сидят лицом к бесконечно идущим, призрачно раскачивающимся рядам.
Из толпы выделяется солдат и решительно направляется в сторону сидящих – пропадает во рву, вылезает оттуда и снова идет – нетвердыми шагами, тело его разбрасывается, словно теряет последние силы. Оно идет прямо на автора.
– Чего тебе?
Солдат останавливается, стоит огромный, с разорванным воротом, без ружья, штаны держатся на одной пуговице, и сквозь прореху видно его белое тело – руки и ноги его расшатаны. Солдат пытается собраться – сводит руки, но все распадается.
– Ты что? Ты лучше сядь.
Солдат стоит, молчит и смотрит на автора своими странными глазами.
Автор невольно поднимается с камня, пошатывается и своим лицом с закрытыми глазами приближается к лицу солдата.
В глазах солдата ужас и безумие, черные–пречерные зрачки, обведенные узеньким оранжевым, как у птиц, кружком, расплылись по всему глазному яблоку.
– Уходи! – автор отступает. – Уходи!
Солдат как будто только ждал этих слов – падает перед автором, сбивает его с ног и становится окончательно разбросанным и безгласным. Автор с содроганием высвобождает придавленные ноги, вскрикивает и хочет бежать, как раздается, бухает выстрел, следом, как эхо, еще выстрелы, с радостным многоголосым визгом, криком и воем проносится граната.
Автор вклинивается в выстраивающиеся ряды, вокруг радостные, просветлевшие лица людей с закрытыми глазами, слышны хриплые, но громкие голоса и приказания, чьи–то шутки.
Солнце больше не наколото на штыки, оно поднялось высоко, уменьшилось, потускнело, притихло. С радостным визгом, как ведьма, воздух разрывает граната.
Отрывок второй
Артиллерийская батарея окутана дымом и огнем разрывов, сполохов палящих орудий. Трудно понять, где земля, а где небо, среди трех стреляющих орудий с подвозами и не двигающихся мертвых тел бродят и шатаются с закрытыми глазами, как лунатики, шесть человек прислуги и автор – офицер, тоже с закрытыми глазами.