Ближайшие
Мы заказали ещё сливовой водки. Юстус явно подобрел с дороги, откинувшись на стуле, прищурился, сверкая масляными глазами. Мы уже успели обсудить медицинскую практику, заскорузлый нрав главврачей, родительскую старость, и вот, наконец, он спросил.
– А как твоя девушка, та, со странным именем?
– Агриппина.
– Да, точно Агриппина. Вы всё еще вместе?
– Она исчезла, – сказал я как можно спокойнее, – сбежала.
Несколько секунд Юстус совсем не двигался.
– Как нехорошо, друг мой, позволь узнать, что произошло?
Я познакомился с ней на курсах мидвайф.
– А теперь поднимите руку те, кто хоть раз делал наружный поворот плода в поперечном предлежании!
С заднего ряда я увидел тонкую белую руку с голубой манжеткой блузы. Лица мне не было видно.
– Встаньте, пожалуйста.
Каково же было моё удивление: русская! Вероятно, из обнищавших дворян, что же могло с ней случится, раз с таким прелестным лицом она пошла на курсы мидвайф, а не была замужем за каким-нибудь толстым достопочтенным бюргером? Все черты её лица были словно стерты и одновременно крупны и ярки. Полные губы и продолговатое лицо с выступающими скулами. В тот же вечер я повёл её в ресторан: она не сопротивлялась, не увиливала, с радостью приняла предложение.
Весь вечер толковала о каких – то обрядах, повитухах, о том, что солнце не должно дважды вставать над роженицей, пила белое сухое, смеясь, прикладывала кончики пальцев к нижней губе, смешно её покусывала. Я думал провожу её домой и увижу на следующей неделе на курсах. Но в тот вечер она без стыда пошла ко мне.
Через неделю Граня привезла два своих чемодана в мою квартиру, не сказав тетке: копила их скромные дотации на черный день.
– Вот ты, Иван, – говорила она, положив руку на моё плечо и перегнувшись, чтобы подглядывать в медицинские карты, – вроде передовой врач, будущее светило медицины, а иногда такой узколобый! Разве может женщина спокойно рожать дитя, если вокруг неё столько персонала, столько света, какие – то страшные медицинские инструменты..
И я во многом с ней соглашался. И во многом советовался. Признаюсь: несколько раз без неё неизвестно чем бы закончилось дело.
Мы кормили уток в парке напротив больницы до самых заморозков. Затем накупили новогодних игрушек в лавке у Герберта. Я никогда не был так счастлив: поил её глинтвейном, кормил бельгийским шоколадом из рук, и ни дня не было, чтобы я думал, что ошибся, пожалел о своём выборе. Напротив, крепчала уверенность – мы должны быть вместе – плевать, что скажут родители, моей докторской зарплаты хватит снять нам приличное жильё.
В канун рождества один мой старый приятель по университету