Нам всем были розданы специальные значки этого Ордена. Значки были круглые, сантиметров пять в диаметре, выполненные в двух цветах – голубом и бежевом, какие-то глянцевые и приятные на ощупь. Очень красивые и очень лаконичные по своему исполнению. Мы все их гордо носили. Как ордена.
В общем, мы были такие социальные жирафо-спасатели. Жирафо – потому что были «жирафчиками», участвуя в подхваченном и перекроенном моей мамой на наш лад американском движении «Жираф», а спасателями – потому что спасали людей, если не физически, вытаскивая их из-под завалов или вынося из горящих домов, то, отводя им, как говорится, душу, даря тепло и просто слушая… С тех самых пор мы все знаем, что чувствует человек растоптанный и окончательно сломленный. Также мы знаем, что для того, чтобы удержать такого человека от последнего шага, часто его надо просто послушать.
Люди
С одной заложницей удела
Знаком был я. Она в тоске.
Два дома женщина имела:
На Кипре домик и в Москве.
Иной бы радовался жизни,
Но сокрушалась она вся,
Толкуя вечно с укоризной,
Что жить вот так совсем нельзя.
«Жизнь на два дома – право, пытка, —
Все время сетует она, —
Сную, как за иголкой нитка,
Из дома в дом. Всё – суета!»
А где-то по соседству с нею,
Согрев лицо свое котом,
Пытался спрятаться от снега
Бездомный нищий под мостом.
Другая женщина всё утро
Кричит на дочь свою подчас:
«Ты вновь меня не слышишь будто!
Пойди, умойся сей же час!»
Не слушает её ребенок,
Все норовит бежать, играть,
За телевизор сесть спросонок
Или все время всем мешать.
Так мучается она, снова
Дитя пытаясь воспитать,
Другая ж жизнь отдать готова,
Лишь бы назвали ее «мать».
Мужчина видный, благородных
Манер исполненный вполне,
Все сетует в кругу подобных,
Что в жизни он не на коне:
Нет на работе повышенья,
Машине третий год пошел,
Не нравится жены варенье —
Похоже, он не ту нашел,
Костюму новому сегодня
Помял в шкафу он рукава,
И телефон уже не модный,
И вот просрочились права.
Не жизнь, а каторга! Похоже,
Он четко это уяснил,
А в это время средь прохожих
В