Случайно коснулась его руки и поразилась холоду. Да он едва дышит! Нагнулась к лицу ниже, держа тонкое блюдце. Спустя полминуты оно слегка помутнело.
Положила ладони на грудь снарра, и сквозь рубаху с трудом ощутила движение жизни. Сердце едва билось.
– Ленсар! Если ты меня слышишь! Не смей!
Собственный голос показался слишком высоким, срывающимся и каким-то незнакомым.
Что же мне делать?
В отчаянии сорвала повязку и приблизила к его губам дрожащие пальцы. Ближе, еще.
Сердце рвалось из груди, так, что его неистовства хватало на двоих.
Но ничего не происходило. Рука упала плетью, и я сползла на деревянный пол. Мой дар бесполезен. Все краски потускнели, мне впервые открылся полный смысл этой книжной фразы.
– Милорада…
Я чуть не подскочила – как Ленс умудрился оказаться рядом? Копируя мою позу, потянув колени к подбородку? Плечом к моему плечу? Но это не главное.
– Ты жив!
Заглянув ему в глаза, я отшатнулась – они были ало-багровыми, как и кровь на его губах.
– Мила… Ты вкусная, – голос его, но взгляд чужой. Незнакомый.
И интонации тревожат неведомые струны внутри меня. Понимаю, что не убегу при всем желании, что сейчас снарр ловчее и быстрее, чем когда-либо. И его лицо так близко к моему.
Красивые пальцы откинули мои волосы с плеча, крылья носа едва заметно трепетали. Снарр был прекрасен противоестественной, пугающей красотой.
Я забыла, как дышать, когда его губы коснулись жилки на моей шее.
«Ленс», выдохнула я мысленно, потому что тело мне не подчинялось. Если бы я не сидела у кровати на дощатом полу, а стояла на ногах, то наверняка пошатнулась бы и упала.
Его лицо было нереально близко, я могла касаться мягких волос и мраморно-белой кожи, но не смела.
В какой-то момент давление губ стало сильнее, вызывая рой мурашек, и я закрыла глаза. Лучше бы я этого не делала! Легкие прикосновения перешли в откровенно дразнящие, он… смаковал каждый участок моей кожи, открытой платьем. Хорошо, что круглая горловина на шнурке довольно высока, но не успела я этому порадоваться, как Ленс рванул завязки, обнажая мое правое плечо.
Все в этом неправильное, противоестественное и веющее осязаемой опасностью, но стоило допустить подобную мысль, как ледяные руки – в противовес горячим губам – прижали меня теснее к себе – и со стороны мы, должно быть, смотрелись вполне невинно, сидя рядом, как дети. Но только со стороны и под покровом полумрака.
Какой бы зверь не проснулся в нем, он жаждал крови и… человеческого тепла. Это происходило одновременно, жажда и страсть, и готовилось сплестись в смертельном объятии.
Я словно пребывала в полусне, понимая только одно – мне нравится. Даже если я сейчас умру, то ни о чем не пожалею. Притупились все эмоции, потускнела память о прошлых годах, я находилась в ограниченном отрезке времени и пространства, очерченном ведьминым кругом. И, как заколдованная