Отвлечься от проекта Орлиевскому все-таки пришлось. Звонок из ведомства выдернул его из мира расчетов и заставил пойти прогуляться по берегу океана в Ла Хойе с подтянутым лысоватым человеком лет 55и. Видимо, человек был очень убедителен, и через 4 часа после беседы Орлиевский уже улетал в Египет.
Там, среди войны, песка и жары его ждала кульминация собственного творчества. То есть реальный Шаттл ВТ-1, ожидающий доработок и своего первого взлета. Первого взлета с ним, Орлиевским, на борту. А так же Тамерлан Магометов собственной персоной.
База находилась в нескольких километрах от Хургады, в которой, вопреки всякому здравому смыслу, все-таки происходила курортно-туристическая жизнь. Видимо, те цены, который мог предложить туристам в меру опасный на тот момент Египет, были в состоянии примирить желающих отдохнуть горожан с риском быть взорванными на пляже. И, руководствуясь соображением, что снаряд не падает дважды в одну воронку, буржуа и зажиточный пролетариат из всех стран Европы с удовольствием грел кости под апрельским солнцем гостеприимного Египта.
Орлиевский и сам порой ездил к морю, стараясь делать это пораньше утром, пока на пляже было относительно спокойно. И одним таким тихим утром он и повстречал в компании таких же пацанов Илью. Орлиевский похолодел. Он прекрасно себе представлял, какой сладкой целью была летная база. Если б Илья задал ему вопрос, куда б ему поехать с друзьями отдохнуть, то слова «Египет» Григорий бы не произнес, даже будучи совершенно равнодушным к военным вопросам. В силу своей деятельности, он был вполне в состоянии трезво оценивать степень опасности. Поэтому первыми его словами было не «Привет, братан», а «Какого черта ты тут делаешь». Но испортить настроение Илье было не так просто, немедленно улетать он отказался, а вот выпросить пропуск на базу попробовал. Григорий, подобревший от его шуточек и смеха, пообещал узнать, и они договорились встретиться на следующий день недалеко от его апартаментов в 15 минутах езды до базы.
Вот тогда и произошел этот налет. Они только уселись в кафе за чашкой какао, как в ушах зазвенело. Из всего, что произошло дальше, в памяти Орлиевского осталась именно эта картина – летящая в Илью оторванная