Халли обожала погружения. В первый раз она попала в пещеру в шесть лет с туристической группой. Ничего особенного – пещера Люрей в Вирджинии. Но в тот день что-то внутри нее щелкнуло, и она полюбила пещеры. Иногда Халли представляла себя троглодитом – существом, идеально приспособленным к жизни в подземелье, которое умрет, если его вытащить на свет. Конечно, она бы не умерла, потому что любила свет, однако вековая умиротворенность пещер ее завораживала. На поверхности все было совсем по-другому: боевой характер не давал спокойно усидеть на месте.
У них обоих было по два фонаря на желтых шлемах и по большому основному фонарю, закрепленному медицинским жгутом на тыльной стороне правой кисти. Через каждые двадцать футов Халли бросала взгляд назад, на Брюстера. Он двигался хорошо, но тяжело дышал, непрерывно выдувая поток пузырьков.
Через четыреста ярдов на глубине сорока пяти футов они достигли препятствия. Потолок опустился, стены сузились, оставив проход не больше дверцы холодильника. Это место называли «челюстями смерти» – сообщать об этом Брюстеру Халли не стала. Она проскользнула внутрь и остановилась. Его голова и плечи прошли в отверстие, а широкая грудь с баллонным блоком – нет. Вместо того чтобы успокоиться, выдохнуть и уменьшить объем легких, Брюстер принялся изо всех сил дергать ногами и отчаянно цепляться руками за скалу – непростительная ошибка. Пока он окончательно не замутил воду, она схватила его за запястья, резко рванула, посмотрела прямо в глаза и подняла вверх указательный палец: «Стоп!»
Он послушался.
Халли вновь подала сигнал, медленно опустив обе руки: «Успокойся».
Он кивнул, сдал немного назад, попытался снова, и у него получилось.
Через десять минут они добрались до «Кладбища». Основная галерея пещеры тянулась по левую сторону, а канал, ведущий к залу, круто уходил на пятнадцать футов вниз справа. Халли вошла первая. Формой камера походила на колокол: внизу ее диаметр составлял тридцать футов, а вверху – не больше железной бочки.
Брюстер, войдя, сразу направился к скелетам, чьи кости мерцали белым в свете фонарей. Они лежали на спинах в том месте, куда их утянул вес аквалангов. Плоть разложилась, затылочные ремни ослабились, и маски спали. Пустые глазницы зияли чернотой.
С полминуты Брюстер поснимал на расстоянии десяти футов, опустился ниже и завис в футе от скелетов. Черепа в ярком свете сверкали серебром. Он вдруг дернулся, завертелся и уронил камеру. Сквозь маску смотрели расширенные от ужаса глаза.
Халли уже доводилось видеть такое. Скелеты будто говорили: «Мы здесь погибли. И ты можешь тоже». Он стал представлять себе их смерть: паника, сбившееся дыхание, муть вокруг все гуще, бешеный поиск выхода в нулевой видимости. Молотьба руками и ногами, клубок из тел, судорожные вдохи, паника растет, воздуха в аквалангах все меньше, последние неистовые попытки вдохнуть, мысли гаснут, а затем… пустота.
Она знала, что сидящая глубоко внутри тяга Брюстера к самосохранению погонит его прочь. Он рванул вперед, попытался