Старик шел осторожно переставляя, видимо давно больные, ноги.
– Тебе на что ялик? Рыбалить или так покататься?
– Да, как придется. Вообще я хотел бы научиться, хоть немного управляться с парусной яхтой.
– Это можно. Научим.
Старик подвел меня к эллингу, который по виду был лет на сто старше моего провожатого. Дверцы покрылись рыжими разводами, доски разъела морская вода, ржавые шляпки гвоздей плясали в подгнивших отверстиях. Скрипнули петли и я увидел лодку. На удивление ялик был в полном порядке.
– Ключ здесь будешь брать.
– А как же с оплатой?
Старик подошел к пустой, пузатой морской мине и указал на отверстие в ее черном корпусе.
– Клади сюда бутылочку красной «Мадейры» и пользуйся лодкой. А захочешь побалякать, заходи в гости, вон мой кубрик, я тут сторожем состою при яхт-клубе.
Трясущийся морщинистый палец указал на зеленый, маленький как скворечник, мезонин торчавший неподалеку. Я согласно кивнул.
– Предлагали мне тут отдыхаек катать, там вроде и денег побольше. Нет. Не могу. Не люблю я пассажиров. Да и стар уже, в глазах – темная вода. А тут и к морю поближе, и спокойнее, и в свободное время приляжешь в каюте, почитаешь. Тут у меня собралась библиотека приличная. Заходи, полистаешь, полюбопытствуешь.
– Благодарю, я с удовольствием.
– Сейчас не часто встретишь человека с книгой под мышкой, – старик кивнул на томик Паустовского, который я прихватил с собой.
Земля белела под сверкающим, горячим солнцем. Зной и тишина. Только тихо накатывает прибой на камни, оттачивает гальку, доводит до совершенства.
– Кто не видел моря, тот живет половиной души, – вздохнул старый шкипер. – Ну, ты заходи, паренек, если что…
– А как вас зовут?
– Спросишь деда Игната, меня тут каждая собака знает.
Дед, ссутулившись, отчалил, а я отправился домой – на улицу Гавена.
***
3. Херсонес.
Вечером я отправился на Херсонес. Минуя кассу, я легко перелез через каменную стену, прошел лабиринтом каменных строений. В разрушенной греческой крепости готовилось какое-то представление. На лужайке окруженной древним известняковым амфитеатром была сооружена дощатая сцена. Я поднялся по лестнице и вышел на подмостки. Вдали звучали отголоски морского гула. Невольно захотелось прочесть что-нибудь из Шекспира на память, но к своему стыду на память я почти ничего припомнить не смог, кроме хрестоматийного: «Быть или не быть…»
Я прошел мимо гигантского колокола, обнял колонны древней базилики, облитые медью заходящего солнца. Поклонившись, миновал дверной проем в разрушенной стене, с причудливой кладкой.
Лестница, которая помнила еще шорох