Под слоем защитных знаков и блестящих голограмм в левом верхнем углу прилеплено моё обрезанное и стиснутое условными рамками, а может быть и самим временем, фото: геометрически выверенный овал лица, обрамлённый площадками тут и там росших по нему коротких волос, тёмных, густых, сплошным птичьим клином покрывающих голову, могучей ордой подбегающих ко лбу и тут же стремительно отступающих назад по её краям, образуя глубокие симметричные залысины, волос, щедро рассыпанных по щекам и подбородку, жёстких, колючих, чуть загибающихся на самых кончиках, похожих на хаотично рассаженные кусты роз в заросшем, ныне запущенном и диком саду; робко смотрящая пара восемнадцатилетних серых глаз цвета стального электрочайника Bosch; рот, искривлённый в попытках придать себе форму ровной линии, разрывающийся между желанием и возможностью выглядеть серьёзным, решительным и волевым, совсем как подбородок, что дальше по курсу, тот, что ниже ватерлинии лица, его ближайший сосед и единокровный родственник.
Фото на карточке уже устарело. Сейчас мне тридцать семь лет, одна полная луна и один вновь народившийся месяц. Клочки волос на лице со временем превратились в дремучую непролазную рассаду, пока ещё не тронутую сединой, покрывающую щёки, подбородок и шею, завихряющимися орнаментами плотно-сотканного персидского ковра уходящую вниз, на грудь, запрятанную под чёрными раскидистыми ветвями татуировки, и на живот, уже имеющий на себе отметины возраста в виде некоторых, пока ещё робких и не сильно заметных, жировых отложений. Брови столько лет стремились друг к другу, что на четвёртом десятке наконец-то сошлись в безумных объятиях долгожданной встречи, словно два поезда, из-за неверного перевода стрелок столкнувшихся лоб в лоб на полном ходу.
Раньше, в свободные от работы вечера я украдкой писал книги и тайком публиковал их через Deep Web издательства, непроглядной ночью оттискивающими мои романы в подпольных типографиях и рассылающими их по стареньким затхлым книжным магазинчикам, что юродствуют в своём запустении по окраинам города. Первый мой выпущенный роман… Ах, впрочем, к чему вам название. После него я на некоторое время забросил писательство, набираясь сил и вдохновения для последующих работ, а потом выдал сразу несколько. Сейчас я не пишу более, находясь в безвременной творческой паузе. Возможно, во мне когда-нибудь и взрастут семена новой книги, которые взойдут сначала робкими ростками, изнеженными и хилыми, а потом прорвут мою душу и выйдут наружу печатными буквами. Но будет ли это и когда, я не знаю. Скажу лишь, что терпеть не могу формат рассказа и повести. Рассказ для меня как скорострел: только начал и уже кончил. Поэтому замахиваюсь я сразу на романы. Аллегоричные они выходят у меня, со страстью к метафоре, с шарадами для терпеливого читателя. Подписываюсь потом на обложке на старинный манер: