Состряпанная мной история явно слегка озадачила его, но, когда я умолкла, он с серьезным видом кивнул:
– Так. Теперь мне все ясно. Возможно, даже яснее, чем тебе.
Он позвонил в колокольчик, стоявший на краю стола, и в комнату вошел заспанный стражник. Он был очень юный и выглядел так, будто ему все надоело.
– Беглая рабыня. Собственность некоего Керфа. Отведи в дальнюю камеру. Если никто не заявит на нее права в течение трех дней, продай с торгов. Стоимость каравая испорченного хлеба причитается Серчину Пекарю. Запомни, либо Керф должен ее выплатить, либо надо будет вычесть из вырученного за рабыню на торгах.
– Я не рабыня! Я не принадлежу Керфу! Он просто помог похитить меня из моего дома.
Человек за столом терпеливо посмотрел на меня:
– Военный трофей. Добыча ратника. Ты принадлежишь ему, как бы он тебя ни называл. Он вправе поступить как пожелает: оставить тебя себе в качестве рабыни или взять за тебя выкуп. Решать Керфу, если, конечно, он придет за тобой.
Человек откинулся на спинку стула и основательно отпил из чашки.
Из глаз у меня снова хлынули слезы – глупые, бесполезные. Скучающий стражник посмотрел на меня сверху вниз.
– Иди за мной, – сказал он на всеобщем языке без акцента.
А когда я метнулась к выходу, он шагнул вперед, поймал меня и рассмеялся. Закинув меня на спину, словно мешок с мукой, понес меня обратно, откуда появился, не заботясь, что ударил мной о косяк. Пинком затворив за собой дверь, он сгрузил меня на пол и сказал:
– Иди за мной сама, или я буду пинать тебя через весь этот коридор. Мне так все равно.
Мне было не все равно. Я поднялась на ноги, скованно кивнула ему и пошла следом. Мы завернули за угол и спустились по короткой каменной лестнице. Внизу было холоднее и темнее. Единственный свет лился через маленькие окошки, проделанные в стене довольно далеко друг от друга. Миновали несколько дверей.
Стражник открыл самую последнюю в конце коридора и сказал:
– Заходи.
Я послушалась не сразу, и он втолкнул меня в камеру, захлопнув за мной дверь.
Потом стражник задвинул засов снаружи.
Камера была тесная, но не до ужаса. Свет исходил из крохотного окна. Даже если бы я смогла дотянуться до него, мне было бы не протиснуться наружу. В одном углу лежала соломенная циновка. В противоположном виднелась дыра в полу. По пятнам вокруг и запаху я поняла, для чего она предназначена. Возле циновки стоял кувшин с водой. Я принюхалась, чтобы убедиться, что это и правда вода. Обмакнув подол рубахи, вытерла глупые слезы с лица. Села на циновку.
Я сидела очень долго. Потом легла. Возможно, немного вздремнула. Встала, услышав, как отодвигается