– Пожалуй, хватит на сегодня, Шут. Завтра я попрошу у хранителей бумагу, и мы начнем рисовать план цитадели. Посмотрим, что тебе удастся вспомнить. А сейчас нужно поспать.
– Я не смогу заснуть.
Голос его был полон тоски. Мне пришлось вытащить на свет все то, что он старался похоронить глубоко в себе. Я передал ему бутылку. Шут отхлебнул из горлышка. Я в свой черед поступил так же. Вряд ли мне самому удастся заснуть. Я не собирался напиваться. Хотел только подпоить друга. И при помощи этой уловки вытянуть из него нужные сведения. Отпил еще и глубоко вздохнул:
– У тебя есть союзники по ту сторону стен?
– Возможно. Прилкоп был жив, когда я в последний раз видел его. Но если он и жив до сих пор, то почти наверняка в заточении. – (Молчание.) – Я постараюсь упорядочить в голове то, что знаю, и рассказать тебе. Но это тяжело, Фитц. Вспоминать многое просто невыносимо. Оно является мне только в кошмарах. – Он умолк.
Добывать из него сведения было так же мучительно, как выковыривать осколки кости из раны.
– Когда мы покинули Аслевджал, чтобы вернуться в Клеррес, – сказал вдруг Шут, – это затеял Прилкоп. Я еще не вполне пришел в себя после всего, что случилось. Я не чувствовал, что у меня хватит соображения продолжить собственный путь. А Прилкоп всегда хотел вернуться в Клеррес. Он мечтал об этом много-много лет. Его воспоминания об этом месте так сильно отличались от моих… В его время Слуги еще не были испорчены. В его время они верой и правдой служили Белым Пророкам. Когда я рассказал ему, как мне жилось там, как со мной обращались, он пришел в ужас. И только еще больше утвердился в своем решении вернуться. Он хотел вернуться и все исправить. – Шут вдруг обхватил себя за плечи и сгорбился. Я повернулся на бок, лицом к нему. В слабом свете звезд он казался очень старым и маленьким. – Я позволил ему убедить меня. У него было… надеюсь, и сейчас остается… доброе сердце. Даже после того, как он своими глазами увидел все, что творила Илистора, он не мог поверить, что Слуги теперь служат лишь собственной алчности и ненависти.
– Илистора?
– Ты звал ее Бледной Женщиной.
– Не знал, что у нее было другое имя.
Его рот чуть изогнулся в улыбке.
– Неужели ты думал, что ее с самого детства звали Бледной Женщиной?
– Нет, я думал… да я просто об этом не задумывался. И ты сам звал ее Бледной Женщиной!
– Верно. Это старинный обычай, а точнее, суеверие: никогда не произноси имени того, чье внимание не хочешь привлекать. Возможно, это поверье восходит еще к тем давним временам, когда люди и драконы сосуществовали в мире. Тинталье не нравилось, что люди узнали ее подлинное имя.
– Илистора, – тихо произнес я.
– Она умерла. А я все равно стараюсь не называть ее по имени.
– Она в самом деле умерла.
Мне вспомнилось, какой видел ее в последний раз: вместо рук – почерневшие культи, пряди волос свисают вокруг лица, вся былая красота исчезла. Не хотелось думать об этом, и я обрадовался, когда Шут снова заговорил, мягко произнося каждое слово:
– Когда