Надю я увидел уже потом, когда, отведя этого парня с помощью его друзей в парк, я вернулся к штабу. Она стояла, прислонившись к черной железной решетке, и плакала, держа в руках сумку набитую толстыми пачками бумаг, просвечивающими сквозь целлофан.
– Что случилось, почему ты плачешь? – спросил я, с удивлением подмечая в своем голосе какую – то странную нежность.
– Они не должны, не должны были этого делать, – вдруг закричала она. – Чем тогда мы лучше тех против кого боремся?
– Это ты жалеешь того парня? Ну, с ним, конечно же, немного погорячились. Хотя, по правде говоря, его призывы к порядку, и это из уст анархиста, могли быть восприняты как вызов всем нам.
– Это почему же?
– Да потому что мы – разрушители, наша миссия – раскидать по всей стране этот затхлый хлам опостылевшего всем дома, – начал я, удивляясь торжественности своих слов. – Чтобы начать глубоко дышать, нам нужно растворить настежь двери, разбить окна, посрывать к чертовой матери все замки и запоры, которыми нас пытаются отгородить от цивилизованного мира. Порядок сейчас нужен только нашим врагам, им они оправдывают свое насилие.
– Но разве этого парня избили не те люди, которые должны поддерживать именно порядок среди нас?
– Да никто его особо не бил, так дали пару раз по морде и все.
– И все. Разве этого мало?
– Посмотрим, что ты скажешь, когда они придут давить нас танками.
– Но причем же здесь тот парень?
– А притом. Мы сможем их остановить лишь, когда будем едины, все вместе, и между нами не будет никаких разногласий.
– Может быть ты и прав. Но мне все равно жаль его.
– Ладно, давай забудем на время об этом анархисте, тем более что я уже помог ему. Я вижу, ты, как и обещала, набрала листовок, – сказал я, указывая на ее пакет.
– Да, я хочу пойти к солдатам и объяснить им, что они не должны воевать против нас.
– Ты сошла с ума. Это же солдатня, они могут сделать с тобой все что угодно.
– Не говори так, они такие же люди, как и мы. Они также хотят жить в нормальной стране. К тому же я должна это сделать, у меня есть приказ штаба.
– Тогда я иду с тобой, – решительным тоном произнес я, и взял ее за руку. Она сделала слабую попытку высвободиться, но не смогла.
Стемнело. Языки холода забирались к нам под одежду, вылизывая остатки тепла, скопившиеся в складках зеленых ветровок. Город затих, стал чужим, и лишь ярко горящие окна домов манили каким – то странным притягательным уютом. Шаги вязли в моросящей паутине дождя. Наши голоса глухо звучали