В это время Освальд, обращаясь ко мне по-английски, торопливо начал пересказывать свою историю. Он сообщил, что несколько лет тому назад уволился из армии США, туристом поехал в Союз, где остался по политическим мотивам, некоторое время проживал в Белоруссии, там же женился на русской, затем вернулся в Соединенные Штаты. Делал намеки на то, что выполняет какую-то секретную миссию, но какую и для кого, не сказал. Далее заявил, что является коммунистом и членом американской организации в защиту Кубы. Перебив его монолог, Павел заметил, что раз он был в Советском Союзе, жил там и работал, то, наверное, может объясняться на русском языке, и с неодобрением посмотрел на него. Освальд перешел на ломаный русский язык, на котором и протекала вся дальнейшая беседа за исключением отдельных слов, когда он испытывал затруднения в выражении какой-то мысли по-русски и вставлял английские слова.
В Союзе, по его словам, он мечтает вернуться к прежнему месту работы, чтобы жить спокойно вместе с семьей. С заметной теплотой при этом отзывался о жене и ребенке. Освальд был сильно возбужден, а при упоминании ФБР вдруг сорвался на истерику, заплакал и стал сквозь слезы причитать: «Я боюсь… меня убьют… пустите меня…». Повторяя вновь и вновь, что его преследуют и даже здесь, в Мексике, за ним следят, он сунул правую руку за левый борт куртки, достал револьвер и со словами: «Вот, я хожу с оружием, чтобы защищаться…», – положил его на столик, за которым мы с ним сидели друг против друга. Я оторопел и взглянул на Павла. Тот слегка побледнел: «Ну-ка дай мне эту железяку…». Я взял револьвер со стола и протянул Павлу. Освальд всхлипывал, вытирая слезы, и на мои действия никак не реагировал. Павел откинул барабан, высыпал в руку патроны и убрал их в ящик стола. После этого протянул револьвер мне, я положил его на прежнее место. Освальд по-прежнему всхлипывал, как-то съежился и безучастно наблюдал за нашими манипуляциями с его оружием. Павел встал, налил стакан воды из графина и протянул Освальду, он отпил немного и поставил стакан перед собой.
В это время в кабинет буквально влетел Олег со спортивной сумкой и изумленно остановился, оглядывая всю нашу компанию. Я взглянул на часы. Было начало одиннадцатого, на волейбол мы опоздали».
Касаясь переписки с советским посольством в США, тоже по поводу переезда в Союз, Освальд отозвался о сотрудниках консульства как о равнодушных чиновниках, которые казенно отнеслись к его просьбе и просто не хотят его понять.
Постепенно он стал успокаиваться, очевидно, смирившись с тем, что не сможет вот