Створки дверей скрипнули, и Эйви зажмурилась. Она потянулась дрожащими пальцами к груди и тут же их отдернула. Девочка думала, что давно не скучает по дому, что из-за бед, свалившихся на нее, она разучилась по чему-то тосковать. Но в груди засаднило, а в горле застрял противный ком, когда из дома номер семнадцать по улице Гимили потянуло давно забытым уютом. Эйверин вошла внутрь, скинула с ног сапоги и бережно отставила их в сторону.
– Меня зовут Эннилейн!
Женщина, румяная и ароматная, как свежая булочка, протянула девочке теплые руки и крепко сжала тонкие, порядком замерзшие пальчики. Эйви постаралась запомнить прикосновение этих рук. Ей казалось, что такие руки бывают только у тех, кто любит готовить. С другими руками с тестом не сладишь.
– Как хорошо, милая! Будешь мне помощницей! – Эннилейн провела Эйви из уютной прихожей в большой темный зал.
Девочка потянула куртку за ворот: после улицы зал показался ей чересчур душным. Но она глубоко вдохнула и, окутанная ароматом кофе, древесины и старых книг, расслабилась. Дом определенно был ей по вкусу.
Эннилейн велела девочке присесть и подождать прихода госпожи. Когда Эннилейн вышла, девочка с разбегу бросилась на широкое мягкое кресло, стоявшее у завешенного окна. Она едва сдержала радостный смех, рвавшийся из груди. Так тепло и так спокойно на душе у нее не было уже много лет. Крикун недовольно пискнул и перебежал с одного плеча на другое.
Плюшевая обивка обволакивала тело, жар давил на веки, постепенно закрывая глаза. Эйви перетащила бельчонка с плеча на ноги, положила голову на подлокотник и мигом уснула.
Ей снился далекий Кадрас, ее родной город. Он был Четырнадцатым, но по номеру его никто не называл. В номерах таилось что-то обезличивающее, мертвое. А вот Кадрас, Самсвиль, Залдаэйл, Альахтамам, Совинуоки – это словно живые существа, со своим именем, своими привычками, своим характером.
Кадрас называли городом-мудрецом. Белая башня вдавалась в серые скалы, словно посеребренная сединой борода, два круглых сторожевых домика на самой верхушке Мать-горы всматривались во тьму внимательно, пристально. В Кадрасе рано темнело, а ночью было не выйти из дома – так холодно, что никакая одежда не защитит. Но кадрасцы не собирались смиряться с непогодой и терять красоту звездных ночей, а потому крыши домишек застилали большими стеклянными пластами. В Кадрасе устраивали даже дни Стекла, когда горожане собирались вместе и выливали столько стекол, сколько душе их было угодно. И стекла эти создавались особенными – не промерзали они, и пар на них не осаждался. Они всегда были кристально прозрачными, как тающие льдинки.
Эйви помнила, что по центру большой комнаты у них дома стоял огромный круглый диван. Они ложились туда всей семьей: она, мама, папа и дедушка, – смотрели на звезды, болтали и пели песни. А иногда они затаскивали с собой круглый поднос с вяленым мясом, маринованными овощами, мармеладом и терпким травяным чаем. И сытые животы их