Глава 4
Меня разбудило солнце – самые первые нежные лучики скользнули по лицу и смущенно спрятались за случайное облачко. Потом еще раз – и вот я уже пытаюсь открыть слипшиеся глаза. Пробуждение нельзя было назвать приятным. Все тело ломило, а в ребрах так вообще застряло какое-то бревно, к которому я не слишком удачно привалился, засыпая на своем вынужденном и весьма жестком ложе. Еще было немного прохладно, если не сказать просто холодно и в голове изрядно гудело.
Я осмотрелся, пытаясь совместить свой внутренний, еще хаотичный и разрозненный мир с миром внешним возможно упорядоченным и наверняка осязаемым. Картинки постепенно совпадали. Вот две пустых бутылки коньяка, вот остатки закуски, вот лампа – еще горит, но уже совсем слабо. А может, просто пришел день? И чудный огонек, светивший и согревавший всю ночь, будучи не в силах соревноваться с его ослепительным сиянием, тихо и беспомощно сник, поняв всю тщету и бессмысленность своего существования. Так падает на поле брани последний смертельно раненый воин, не видя более смысла ни в борьбе, ни в победе.
Тут мой проясняющийся с каждой минутой взор остановился на маленьком желтом стаканчике – Блед! Я сразу все вспомнил – и гостя своего ночного, и рассказы его, и свой позорный поступок. Надо же было так глупо и не во время заснуть! Вот ведь козлина… Другого слова нет. Я еще раз все внимательно осмотрел в поисках записки или какого-нибудь знака, но, увы, безуспешно. Кроме стопки никаких материальных фактов существования Бледа не наблюдалось. Мой стеклянный стаканчик, кстати, был на месте – стало быть, я подарок получил. Итак, стопка – я повертел ее и не найдя ничего особенного, кроме того, что она достаточно старая, убрал в портфель. Какая никакая, а память. Хотя сейчас мне больше хотелось забыть о случившемся…
В наказание за проступок я, несмотря на дурное настроение, ужасное самочувствие и непрезентабельный внешний вид отправился в институт, где мое появление произвело немалый фурор. Особенно керосиновая лампа, которую я не стал прятать в портфель – наоборот: на переменах я с независимым видом носил ее с собой, а в аудитории ставил на стол. Для роли «Вампира с Честерсейского гумна» не хватало только заступа могильщика и чистой тряпицы для подвязывания челюсти. К тому же хотя керосин почти выгорел, но запаха меньше не стало. В коридоре-то это не бросалось в глаза, в смысле запах не чувствовался, а вот в теплом помещении он медленно, но верно брал верх над прочими крепкими ароматами студенческой братии, придавая атмосфере неповторимый, почти парфюмерный, шарм. Кстати, некоторым это понравилось.
В итоге я вполне продуктивно поработал, зачистил кучу долгов и даже сдал какой-то случайный зачет. Впрочем, хвостов оставалось еще изрядно. Уже вечерело, когда с сознанием хорошо выполненного