– Ты в этом уверена?
– Уверена, да.
Убирает ноутбук. Встает. Натягивает колготки, дразня меня нелепыми и одновременно томящими движениями: ноги, словно две необъезженные лошади, впервые попавшие в упряжь, подчиняясь человеческой воле, принимают сперва скованную, чуждую им позу, но вскоре осваиваются и, обретая свободу, демонстрируют еще большую, чем прежде, грацию, вновь подстегивая во мне потребность в действии.
Мы идем в суши-бар, где выясняется, что эти японские сырые кренделя она не ест от слова совсем. Мисо-суп она не хочет сейчас потому, что вечер. Всяческую свинину не ест, потому что свинина и потому что часто она сладкая. Рыбу не хочет тоже. Не вообще, но сегодня не хочет, да. Вот не хочет, и все. Короче, с трудом находится какая-то непрофильная дрянь в меню – я ее заказываю с чувством, что мне делают одолжение и что удовольствие утрачено на две трети: это меня сводили в ресторан, а не я.
Назад идем медленно и почти молча – то ли от сытости, то ли от выпитого темного пива, то ли от не оправдавшихся ожиданий.
– Ты доволен?
Киваю. Мне лень отвечать.
– Местами. Да.
– Какими местами?
Пожимаю плечами.
– Некоторыми. Всего лишь хотел угостить… тебя… этой прикольной лапшой… а ты…
Мотаю головой, не зная, что сказать еще. Карина в ответ прижимается к моему плечу и, взяв двумя руками за локоть, заглядывает в глаза:
– Не сердись! Ну не сердись только, хорошо?
Киваю и она тут же отстраняется.
– Просто у меня сегодня плохой аппетит. Весь день.
Дома устало плюхаюсь на диван, перевожу дыхание, затем, дождавшись, когда Карина, войдя в комнату, окажется рядом, без предупреждения хватаю ее за талию и валю к себе на колени.
– Аау… что ты… делаешь…
Все же не пытается сопротивляться – переворачиваю и легонько пихаю чуть вперед. Она вновь подчиняется, послушно подымаясь и перемещая тело в согласии с моими руками. Теперь ее колени проваливаются в мякоть обивки, в то время как грудь лежит на диванном валике. Голова опущена, волосы потоком струятся вниз…
Вот она, вся как есть: но воистину, эти, царапающие мой глаз, черные с узором колготки нестерпимы на белом теле! Приспускаю до середины Карининых бедер, обнажая девушкину попку, требовательно провожу по ней ладонью – от прикосновения Карина замирает вся, перестает – покорно ожидая своей участи – шевелиться вовсе, однако и я уже теперь не спешу: что там, мне нравиться гладить эту попку, смотреть на эту попку, представлять, как владелица этой попки еще совсем недавно выкобенивалась перед официантом, будто взрослая женщина. Что ж – спускаю черный обруч еще ниже, до щиколоток, раздвигаю бедра ребром ладони, потом, сжав руку в кулак, старательно раздвигаю еще и, вновь расправив ладонь, убеждаюсь, что нужное мне стало влажным. Расстегиваюсь, затем с приятным затруднением вхожу, обняв девушку сверху и, позже, перед самой кульминацией поцеловав в затылок…
Мыться