– Надо тщательней работать. Давать скидки и тогда все будут брать у нас, и Гортранс отстанет.
Гул криков и препирающихся голосов смещался в голове Кобальта в одну сплошную звуковую кашу. Он думал о том, что сказал ему Витька. Слова племянника вывели его из себя – он едва сдержался, чтобы не убить его. Но были ли те слова лживы? Или он услышал правду, которую так боится принять?
– Проглотим сейчас, и нас вообще стеной обнесут, – сокрушался Котел. – Как прокаженных. И сдохнем от жажды как в блокаду.
– Да, мы не терпилы.
– А, может, кто из нас правда пристрелил тех уродов? – перекроил напряжение Фонарь. – Ну же, сознавайтесь, парни.
– Брехня, – отмахнулся Фара. – Все бы уже знали.
– Зачем им это придумывать? – спросили его несколько человек в голос.
– Провокация это!
Кобальта вызвали по рации, и он вышел из столовой, ни с кем не попрощавшись.
– Надо успокоиться. Батя обо всем договорится, – услышал он голос Опера напоследок.
В фойе третьего этажа Кобальт заметил повара Матусевича увлеченно беседующего с тем самым пацаном, которого привел Фонарь. Имя у него еще странное. Локус. Если пацан до сих пор здесь, значит, Току не удалось найти его родственников. Надо поговорить с Олей, чтобы она его забрала и распределила кому—нибудь в семью. Не будет же пацан и дальше волочить свое существование с Током. Испортит его этот забулдыга. Один плохой пример уже есть.
Батя сидел за столом, сложив перед собой сжатые в кулаки руки. На нем не было лица. Кобальт только однажды видел его с таким отрешенным взглядом. Дело было во времена, когда Гортранс только зарождался. Тогда община представляла собой сборище бывших урок и отбросов, которых Суворов собирал по всей вымершей Москве. Плохо организованные, озлобленные, они работали на расчистке дорог и часто конфликтовали со всеми представителями общин. Один из таких конфликтов едва не перерос в полномасштабную войну. Батя и Суворов встретились, чтобы решить очередной спор, разговор зашел слишком далеко. Батя, будучи в компании всего трех человек на глазах десятка дружинников зарядил Суворову по роже. Возможно, именно вопиющая наглость и смелость командира сталкеров остановила будущего Великого князя отдать приказ пристрелить наглеца на месте. Впоследствии Батя выплатил за это оскорбление солидную компенсацию в монетах, однако Суворов не забыл прилюдный позор и мечтал отомстить.
– Контракта на поставки ГСМ не будет, – Батя обрушил кулаки на стол. Сил у него осталось немного, поэтому удар получился скорее символическим. – Иван Иваныч считает, что таким образом публично выкажет нам свою поддержку в этом конфликте. Я убеждал его, что без контракта, мы скоро останемся без фляги в казне, но у него связаны руки. Гортранс – его главный партнер, он не будет рисковать своими гражданами.
– Они перекрыли все дороги, – сказал Кобальт.
– Мы бы сделали то же самое, – в тоне главы Мида звучали обвинительные